Такси за линию фронта - Станислав Кочетков
— Салям алейкум, дарагой!
Вспомнил, что с утра я ему так и не заплатил, и:
— Ва-алейкум ас-салям, брат, можно я тебя арендую по долгому кругу? А то видишь, с покупками! Теперь я хорошо заплачу!
Быстро уговорились о цене, сажусь, а сам думаю: «А какая вероятность встретить одного и того же таксиста два раза за день, если он за тобой не следит?» Но молчу об этом, а спрашиваю про «Победу»: мол, что это?
— Вай, тут такой анекдот! — а заводиться не спешит. — Есть у нас мэр. Ну, в каждом городе есть свой мэр, но у нашего — бзик. Бзик — это Победа и «Победа». Хочет он встретить праздник Победы на «Победе». Где он эту рухлядь откопал — Аллах ведает! Денег в нее ввалил кучу, все хочет, чтоб было «аутентично», ну то есть так, как когда она выпускалась. Только ленивый на этой «Победе» не заработал, но… но ведь городок у нас маленький, хороших мастеров мало, они люди занятые, потому «Победа» эта не едет! Ну не то чтоб вообще не ехала, но мэр хочет, чтоб она ехала девяносто, а в реальности после семидесяти сдыхает. Весь город про эту «Победу» знает, а тут, наверное, какой-то хмырь залетный появился, взял — и угнал! И вот сейчас за этой победой и ДПС, и ППС, и МЧС, да вообще все гоняются — а что там гоняться, если она не едет! — а стрелять или повредить боятся. А хмырь залетный отстреливается! Цирк с конями, а не угон!
— А ты как здесь оказался, тоже на цирк с конями и «Победой» полюбоваться приехал?
— Нет, мне на микрорайон ехать надо, там деньги за аренду склада забрать. Тут мимо микрорайона не проедешь. Ты подождешь, брат, пока я справлюсь?
Не могу сказать, что поверил, но отпустило, от сердца отлегло, даже немножко стыдно за подозрение стало.
— Да, конечно! А что, ты сам за аренду деньги собираешь, тебе не привозят?
— Смотря какой клиент, брат… Бывают такие, которые за лишнюю копейку удавятся, бывают такие, которые за то, что ты сам за деньгами приехал, еще и надбавку дают… Этот из тех, что просто ото всех прячется, из дому не выходит. При старой власти был король, а сейчас…
— Укроп? Ждун?
— Да кто ж его знает, кто правду скажет…
— Не стремно с ним работать, не стыдно?
— Ну по поводу стыда, так нет, а вот страшно… Ты ведь, в случае чего, прикроешь, брат? Мне тебя Аллах послал сегодня, да?
И тут я вообще перестал его подозревать. Он ведь меня именно как бойца использовать хочет. Даже зная, что я раненый и боец никакой…
Он завелся, тронулся, и тут нам под колеса сверху спрыгнул «неправильный бомж». Таксист только и успел что тормознуть и грязно выругаться, а гад с офицерскими глазами мазнул по нам взглядом и побежал куда-то в сторону рокота двигателей и стрельбы.
— А этот кто такой?
— Да там же, за Микрорайоном, на дачах, куда и мне за деньгами заехать, живут. Ни с кем не общаются, ни с кем не пересекаются, на всех смотрят как на дерьмо. Их там около десятка, и все вот такие непонятные…
— Укропы?
— Да не знаю я, но гады — однозначно! Что ты заладил — «укропы»? Вроде люди как люди, а ведут себя как какие-то инопланетяне.
— Донецкую молитву за укропов знаешь? «Дай нам, Боже, простить их мертвых, ибо нет им прощенья живым!» То-то…
— Неправильная молитва, Аллах не велит человеку смерти желать! Грех!
— А убивать беззащитный мирняк, детей, женщин, стариков артой, издалека?
— Тоже грех, и я не Аллах, чтобы знать, чей грех больше. Ладно, обгоним «Победу». Сначала куда?
И мы поехали сперва за деньгами таксиста, а потом к автопарку бывшего маслосырзавода.
9. Сула
Обиднее всего даже не то, что мы с сестрой посрались из-за этого недомерка-татарчука, этого засранца. И не то, что эта затраханная наркоманка выбросила меня, перворазрядницу по тхэквондо, из окна второго этажа. И даже не то, что я грохнулась как раз между клумбой и стеной в открытый мусорный бак, ушибла и пятки, и затылок. Смех! Жуткий, громкий и протяжный смех и охраны, и обслуги, и девок из «Золотой рыбки». И чей-то хриплый коммент: «Шо, дерьмо к дерьму?»
Под спиной что-то хрустнуло, в бок что-то укололо, между лопатками раздавилось и разлилось что-то жидкое и липкое. На голову, на волосы, на мою любимую прическу плеснуло чем-то белым, густым и кислым, в голове помутилось, в глазах потемнело. За один раз перекинуть ноги и выбраться из бака не получилось, задница перевесила. И я еще раз плюхнулась в густое и вонючее лицом, грудью, руками. Только с третьей попытки смогла выползти ногами вперед из мусорки, но тут-то и отказали, подогнулись отбитые ноги. Опять я растянулась возле бака. А сверху светило, давило, жарило уже вечернее, но все так же неумолимое азовское солнце.
Под градом насмешек и издевательств, придерживаясь за металл мусорного бака, встала на нетвердые ноги и, покачиваясь, похромала в обход кабака, на городской пляж. Не могу же я в таком виде по городу шляться, я же себя все-таки уважаю! Охрана при входе на пляж тоже ржала и демонстративно затыкала нос, отдыхающие показывали на меня пальцами, а дети издалека забрасывали песком и мусором. С трудом доковыляла до парапета, нашла пустую лестницу спуска в море. Туда, где о груды дохлых медуз и вонючих водорослей разбивались высокие и злые азовские волны. И совсем уже хотела прямо в одежде, так — и в воду. Лучше быть мятой и мокрой, чем вот такой, как я есть сейчас. Но тут в кармане зазвонил телефон.
Уселась на лестницу, достала телефон — звонил Старый. И после этого разговора мне стало совсем уже не до того, как я выгляжу.
— Але, Сула?
— Да, Старый, что-то случилось?
— Трапылося. Я не ту тачку угнал. Щось дывне: меня догоняють, окружають, но не стреляють. Я и рад бы удрать, но не могу: цiя старюча «Победа» не едет!
— Старый, бросай машину и уходи пешком! Спасай себя, хрен с тем татарчонком! Найдем через кого легализоваться!
