Лемнер - Александр Андреевич Проханов

Вава, бритый, помолодевший, пахнущий одеколоном, повёл Светоча в корпуса для беседы с солдатами, а Лемнер пошёл встречать приехавшую в лагерь певицу Юлю Чичерину.

Концерт состоялся в клубе. Топилась печь, тянулись ряды скамеек. Над сценой висела хоругвь, с неё в зал смотрел Спас огромными, чёрными, ужаснувшимися глазами. Светоча и Лемнера усадили в первом ряду. Солдаты тесно уместились на лавках, жадно, нетерпеливо взирая на сцену. Чичерина появилась, маленькая, хрупкая, в свитере, с гитарой, сверкнувшей лаком. Уселась на табуретку под Спасом, держала гитару, косо глядя на струны, будила их, завораживала, колдовала, не замечая множества обожающих глаз. Подняла голову, воздела брови, как будто изумилась многолюдью, и вдруг яростно плеснула пальцами, ударила по струнам. Полыхнуло взрывом, тусклые лампы зажглись, как дворцовые люстры.

Донбасс, Донбасс, неистовый звонарь,

грохочущий на башне вечевой!

Донбасс, Донбасс, божественный фонарь,

сияющий над бездной мировой!

Донбасс, Донбасс, ты остриё меча,

пронзившее чешуйчатую грудь!

Донбасс, Донбасс, ты русская свеча,

которую вовеки не задуть!

Казалось, прилетела и ударила молния. Случилось преображение. Маленькая хрупкая женщина стала огненной, грозной. Стала бурей, взрывной волной, слепящим светом. Неслись бэтээры, мчались в небесах пятнистые «аллигаторы», самоходки долбили проломы, пехота вставала из траншеи и шла на пулемёты. Сидящие в зале солдаты восхищённо и грозно внимали. Это была их певица, их Донбасс, их подбитый горящий танк. Войну, на которой они сражались, воспели. Их угадали, их беззвучные помыслы облеклись в восхитительную музыку. Их проклятья и стоны перелились в расплавленные, как свинец, слова.

Сначала били самоходки.

Потом мы шли на этажи.

Сойдясь, зубами рвали глотки.

Исход решали штык-ножи.

На них мы не жалели мин.

Мы били их прямой наводкой.

Нас проклинали из глубин,

Шипя на адской сковородке.

Их батальон сдавался в плен,

И каждый был обезображен.

Несли убитых. Кровь и тлен

Всплывали из подземных скважин.

Конец войне. К тебе, Святая Русь,

Разбитыми губами приложусь.

Это было о них, о русской пехоте, жертвенной и бесстрашной, которая дойдёт до днепровских круч и принесёт с войны свои раны, ордена, бреды во сне, неутешные богомолья.

Чичерина пела то грозно, то слёзно. Кричала, поднимая в атаку, голосила, ступая за гробом. Её женственность становилась клёкотом боя, надгробным рыданием, прощальной молитвой, письмом матери к сыну. Солдаты на лавках внимали ей, любили, верили, что их не убьют.

Лемнер заметил на глазах маленького, с тонкой шеей, солдата слёзы.

Вечером, в уцелевшем посёлке, в придорожном кафе ужинали Светоч и Лемнер. Кафе было оцеплено. Внезапно загорался фонарь, свет скользил по липкой броне бэтээра, по лицу автоматчика и гаснул. Окна кафе были наглухо зашторены брезентом, кафе оставалось невидимым для ночных украинских дронов.

К столу подавали две молодые женщины из тех, что отыщутся в любом военном обозе, расторопные, сметливые, обласканные множеством мужских жадных глаз. За время походов эти женщины согревали не одну походную кровать.

Красная рыба из военных консервов была пересоленная.

Хлеб был ржаной, душистый, недавней выпечки. Каша с тушёнкой была наваристой, из полевой кухни. Огурцы домашнего посола, забытые в подполах убежавших от войны хозяев, лежали в миске с кисточкой укропа.

Водка в стаканах блестела. Лемнер, отпив принесённую с холода водку, слушал Светоча, стараясь не смотреть в его розовое хрустальное око.

— Удивительно, как пела Чичерина! Эта маленькая хрупкая женщина чувствует войну, чувствует русского солдата, чувствует русскую трагедию. В этой трагедии случается русское преображение, восходит русская Победа, — Светоч, казалось, был тронут. Обожжённая половина лица побледнела, шрамы стали менее заметны, словно лицо хотело вернуть себе прежнюю свежесть и симметрию.

— Война — это женщина. Она и гневная Родина мать, и неутешная вдовица, и сестра милосердия. Чичерина слышит музыку войны. Она и есть музыка войны, — Лемнер старался угадать подлинные цели внезапного визита Светоча. Лана предсказала этот визит, предсказала опасную интригу. Лемнер хотел уловить опасность, почувствовать её сквознячок.

— Мне кажется, Чичерина пела о вас, Михаил Соломонович. Это песни о штурме Бухмета и о вас, знаменосце победы. Уверен, о штурме Бухмета будет написана книга, создана опера. Слагается эпос войны и её эпический герой, — вы, Михаил Соломонович.

— Мне лестна ваша оценка, Антон Ростиславович, — похвала была необычна в устах Светоча. Быть может, она и была сквознячком опасности.

— Это не только моя оценка. Я говорил о вас с Президентом. Он назвал вас выдающимся политическим и военным деятелем. Просил передать, что давно следит за вами, ещё со времен ваших африканских скитаний. Видит в вас лидера нового русского времени. Лидера, как и все большие лидеры, возникающего на сломе времён.

— Времена ломаются, но не сломать бы хребет государству, — осторожно заметил Лемнер. Этим замечанием он помогал Светочу начать задуманный им разговор.

— В этом и есть искусство лидера переменных эпох. Государство проходит сейчас сквозь игольное ушко русской истории. Это прохождение болезненно. У верблюда стачиваются горбы. Один из этих горбов был срезан при вашем участии, Михаил Соломонович. Вы помогли ликвидировать Чулаки, очистили русскую жизнь от вековых гнойников. Но остались другие гнойники. Ваша помощь незаменима, Михаил Соломонович.

— Вы знаете, я верный солдат Президента. Его любое слово для меня — закон. Мечтаю лично встретиться и поговорить с Президентом. Из его уст услышать о великом проекте «Очищение».

— Вам мало того, что я говорю от имени Президента? — хрустальный глаз Светоча стал наливаться рубиновым светом. Это случалось, когда в Светоче начинало тлеть раздражение. — Я приехал к вам на фронт, чтобы передать суждения Президента.

— Мне вполне этого достаточно, Антон Ростиславович. Я дорожу вашим доверием и верю вам, как верю Президенту. Вы помните нашу первую встречу? Уже тогда я беззаветно уверовал в вас, и моё служение Президенту проявляется в моем служении вам, — Лемнер помнил свой визит в Администрацию президента, мятое золото куполов за окном, ошеломляющее предложение Светоча и ту робость, тот страх, что испытал Лемнер в присутствии всемогущего и надменного правителя.

— У Президента громадные планы. Предстоит обновление России. Россия, как медведь, сбросит с себя старую истлевшую шерсть и обрастёт новым мехом. Из России полетят клочья старой шерсти. История железным гребнем причешет Россию, выскребет железными зубьями всю гниль, всё тление. Россия предстанет в новой красоте и величии. Президенту