Лемнер - Александр Андреевич Проханов
Храм был пустой. Промчавшийся бой смёл утварь, подсвечники, унёс запахи кадильных благовоний. Среди мешков с песком валялся перевёрнутый пулемёт. Продолжал дымить иконостас, с верхнего яруса сыпались редкие искры. В куполе сквозил пролом, небо загоралось, и пролом казался голубым, словно в храм заглянуло око. Вокруг храма стояло оцепление, загорался и гас фонарь, освещал каску, перетянутую ремнём скулу, мерцающий под бровью глаз.
Вава на бэтээре привез Лану. В норковой шубе, без шапки, она выскользнула из люка, и Лемнер, подавая руку, почувствовал среди мокрого ветра и резиновой гари чудный запах духов, словно ветер принёс в разгромленный, наполненный трупами город ароматы сада.
— Ты прекрасна, — сказал Лемнер, когда зарница осветила её лицо. Он увидел её сияющие глаза и смеющийся рот.
— Это будет самое романтическое венчание на земле, — она сжала его холодную руку жаркими пальцами.
— Венчание в аду, — сказал Лемнер. Ему показалось, над храмом в черноте проплыл цветок подсолнуха.
Появился доставленный автоматчиками отец Вавила.
— Вот, батюшка, храм Пресвятой Богородицы, — встречал его Лемнер.
— Дьявородицы, — священник повёл рукой туда, где на площади лежали убитые. — Что же мы, славяне, друг с дружкой понаделали!
Площадь мутно белела. Тёмными пятнами, отдельно и вповалку, лежали убитые. За развалинами высоток вдруг загорался багровый всплеск, и становились видны два сцепившихся солдата, оцепеневших в ненависти. И два других, не успевших дотянуться один до другого. Бэтээр в стороне истлевал, над ним висела жёлтая луна осветительной бомбы. Лемнеру казалось, что трупы на площади выложены узором, образуют в своей совокупности знак, узнаваемый профиль. Но осветительная бомба гасла, знак исчезал, трепетал едкий огонек на колесе бэтээра, и несло горелой резиной.
В церкви не было трупов. Их выволокли на площадь. Лемнер ввёл Лану в храм. Она сбросила шубу на руки Ваве и осталась в белом подвенечном платье.
Белоснежная невеста, она стояла в разорённом храме. Над ней в куполе загорался и гас голубой пролом. Падали угольки догоравшего иконостаса. В бойнице среди мешков с песком чернел перевёрнутый пулемёт.
— Начнём с Божьей помощью, — отец Вавила отвёл Лану и Лемнера в середину храма. Она, в белом, он в замызганном камуфляже. Священник, нацепив очки, держал замусоленную книжицу с прилепившейся тонкой свечой. Неразборчиво читал евангельское сказание о том, что случилось на другой планете. Здесь же мутно белела обожжённая церковь, лежали убитые солдаты, догорала в небе жёлтая, как луна, осветительная бомба, и стояли невеста в белоснежном платье и жених в камуфляже с разгрузкой, и рука жениха была обмотана грязным бинтом, и над ними загорался голубой глаз, и женщины, пёстрые, как африканские бабочки, бежали по льду на высоких каблуках, слепцы в чёрных очках щупали палочками снег, дети с игрушечными автоматами воробьиной стайкой вспорхнули с бетонки, и одинокий, проклятый человек стоял на обочине, держа на руках убитого сына.
— Венчается раб Божий Михаил рабе Божьей Лане! Венчается раба Божья Лана рабу Божьему Михаилу! — Священник сквозь очки смотрел, и не было видно глаз, в стёклах отражалась свеча. Верный Вава держал над головами новобрачных хвостовик разорвавшейся мины. Он же надел на пальцы Ланы и Лемнера обручальные кольца, которыми послужили кольца гранат.
— Теперь же, — возгласил отец Вавила, — раб Божий Михаил и раба Божья Лана, вы являетесь мужем и женой. Поцелуйтесь!
Лемнер повернулся к Лане, увидел близко её лицо, сверкнувшее в отсвете, словно мрамор, розовые, готовые к поцелую губы. И вдруг испытал отторжение, отвращение, ужас. Она стала невыносима, ужасна. От неё исходила угроза, веяло смертью. Её духи пахли уксусом и муравьиным спиртом. Прекрасное лицо стало уродливым, нос сполз к подбородку, появились звериные зубы, на щеках показалась щетина.
Лемнер отшатнулся, был готов бежать из храма, из проклятого города, из чудовищной страны, где красавиц крошат пулемёты, слепцов ведут на минное поле и отцы отдают на убой детей.
Безумие продолжалось мгновение. На него смотрело прекрасное средиземноморское лицо любимой женщины, и тянулись для поцелуя розовые губы. Лемнер поцеловал тёплые, влажные, обволакивающие губы. Вава отвинчивал у фляжки крышку, подносил душистый коньяк. Пил Лемнер, пила Лана, пил отец Вавила, пил Вава. Лемнер услышал, как звякнул о каменный пол хвостовик мины, и с пальца скользнуло обручальное кольцо от гранаты.
После венчания Лемнер и Лана жили в кунге в стороне от линии фронта. Лемнер уезжал на фронт, в Бухмет. Он передавал позиции армейским подразделениям, а измотанное штурмом соединение «Пушкин» отводил в лагеря для отдыха и пополнения.
К нему рвались корреспонденты, превозносили его подвиги. Телеведущий Алфимов в бронежилете и каске, с автоматом на плече, сделал с ним интервью на фоне горящего танка, для чего солдаты облили холодный подбитый танк соляркой, подожгли тряпьё, и Алфимов с набалдашником микрофона стоял в дыму и расспрашивал Лемнера о штурме Бухмета. Назвал его Лемнер Бухметский и поведал о романтическом венчании героя с представительницей древнего русского рода, что приехала из Парижа на фронт к своему жениху.
Лана и Лемнер стояли у кунга, дожидаясь, когда Вава подгонит машину, и они уедут в лагеря, в лесной пансионат, где изнурённых бойцов ждёт баня, горячая еда, выступления артистов. У кунга остановился грузовичок военторга. Солдаты из кузова выгружали картонные ящики, ставили на снег. Долговязый прапорщик покрикивал, постукивал носком ботинка по ящикам. Солдат в тёплом бушлате и картузе смотрел на Лемнера. Его смуглое лицо казалось знакомым. Прямые, в линию, не прерываясь у переносицы, брови. Прямой резкий нос, подвижные чёрные усики. Хотелось вместо картуза надеть на него широкополую шляпу, чтобы получился техасский ковбой. Ящики погрузили в кузов, солдаты нырнули под брезент, грузовичок укатил.
— Где я мог видеть этого усатика? — Лемнер повернулся к Лане. Она молчала, испуганно смотрела вслед грузовичку.
— Что с тобой? — спросил Лемнер. — Где-то я видел этого мексиканца!
— Ты видел его в Москве, в рыбном ресторане. Это бармен. Он мешал коктейли.
— Точно, бармен! — Лемнер вспомнил шелестящую, со звоном стекла и фарфора, ресторанную залу, просторное окно, в котором, как огромная роза, увядала вечерняя Москва. Бармен встряхивал стакан с разноцветными напитками, его быстрый, весёлый взгляд, которым он проводил уходящего Лемнера. — Точно, бармен! Ты испугана?
— Я чувствую, они рядом.
— Кто?
— Люди из группы «К». Личная разведка Президента. Они прибыли в Бухмет за тобой.
— Зачем я им?
— После взятия Бухмета ты обрёл огромную силу, огромную популярность в народе. Ты можешь быть опасен.
— Я выполняю приказ Президента. Я ему верно служу.
— Мне страшно. Где появляется группа «К», там случаются несчастья.
