Монстросити. Панктаун - Джеффри Томас
Член профсоюза
Земная колония Пакстон, которую ее жители без обиняков прозвали Панктауном, была плавильным котлом преступлений и извращений тысячи планет и дюжины измерений, а его ярким примером был бар «Кривая усмешка».
Пока официантка, которая сквозь дымную пелену этого плавильного котла принесла двум мужчинам баллончики с успокоительным газом, не оказалась прямо над посетителями, она даже не напоминала человека из-за геометрических имплантатов под кожей, превративших ее лицо в многогранный драгоценный камень из живой плоти. Только глаза сохранили некоторую природную симметрию. Ну что ж, дайте время.
Без сомнения, женщину не впечатлила одутловатая, изнуренная, несвежая красота Йолка, поскольку шрамы на его лице появились естественным путем, а не были созданы избирательной художественной деформацией. Йолк состоял в профсоюзе и большую часть ран – и физических, и иных – получил во время беспорядков, которые переросли в Профсоюзную Войну. Он сражался на стороне рабочих, его наградили как героя. Его вербовка и обучение на детектива для ТОП – Трудовой Организации Пакстона – были данью уважения. Но это случилось двадцать лет назад. Йолк больше не был тем вспыльчивым и вдохновенно-злым молодым человеком. Он стал просто злым… и при этом очень усталым. Двадцать лет в Панктауне могли подорвать энтузиазм самого упорного гуманиста, но Йолк никогда не был святым, а был всего лишь простым рабочим с естественным чувством справедливости. С другой стороны, возможно, не таким уж и простым… настолько же простым, насколько его чувство справедливости было естественным.
Его соседом за столиком был Скурф, информатор синдиката. Помимо прочего, Йолк был опустошен еще и потому, что долгие годы пытался держать синдикат подальше от ТОП, насколько это удавалось. Из-за чего нажил в профсоюзе множество врагов и лишился шансов на дальнейший карьерный рост. Йолку был нужен не синдикат, а те функции, которые выполнял для него Скурф, и даже при этом он не испытывал большой любви к этому типу.
Йолк брызнул крошечную струйку газа себе в горло, тихо кашлянул и пробормотал:
– Продолжай.
– Продолжай, – передразнил его Скурф. – Ладно, дело в том, что… Я слышал, странные дела творятся в «Мангаудис Кристаленс», что на Промышленной площади. Бывал там когда-нибудь?
– Шесть лет назад, угроза опасного материала для сотрудников. Мы вызвали работников здравоохранения, они наложили штраф. Стандартное дерьмо. Продолжай.
– Ну, никто ничего определенного не говорит, но мои уши подсказывают, что сотрудники на самом деле не управляют процессами. Думаю, сейчас это завод-самотык.
Йолк кивнул, такое явление становилось все более частым. Со времен Профсоюзной Войны управляемые Землей колонии на Оазисе были обязаны соблюдать требование, чтобы на каждом заводе и фабрике, на каждом производстве роботы и полностью автоматизированные системы не превышали число «синих воротничков», за исключением случаев, когда условия становились слишком опасными.
Что ж, производители нашли множество способов обойти такого рода предписания. Они следили за тем, чтобы иногда условия были даже слишком опасными. Но чаще два или три процесса представляли инспекторам профсоюза как один. Кроме того, порой создавалась видимость, будто сотрудники управляют оборудованием, а на самом деле те работали на станках-обманках – или, по крайней мере, на муляжах элементов управления реальных машин, – которые абсолютно ничего не делали… Некоторые работники знали об этом, другие трудились в неведении. На некоторых заводах Йолк даже видел сотрудников, которые играли в карты, дремали, смотрели ВТ – по сути, не делали ничего, кроме как создавали для компании органическую квоту. Причина заключалась в том, что заводам часто было выгоднее платить живым работникам, чтобы они делали немного или вообще ничего, и сохранять автоматизацию процессов.
Привлечь к ответственности или оштрафовать при таких обстоятельствах было сложно с этической точки зрения, но если удавалось доказать обман, то многие из таких уловок можно было расценить как нарушение требований профсоюза. Иные нельзя, когда, например, два или три процесса настолько хитроумно связывались, что в конце концов сливались в один. Но нанимать сотрудников, чтобы они два часа мели пол на автоматизированном заводе и шесть часов играли в карты, считалось «неподобающим применением труда работников, унижающим их вклад как личностей, как членов общества и как членов профсоюза». Поэтому завод штрафовали, а рабочие подметали полы все восемь часов. Теперь уже как гордые рабочие.
Йолк еще дважды сбрызнулся газом, прежде чем пробормотать Скурфу благодарности и перевести ему на карту пятьдесят мунитов с выданной профсоюзом кредитки. В первую очередь именно для этого профсоюз дал ему карту. Пусть сами платят синдикату.
Направляясь к ведущей на улицу лестнице, Йолк миновал нишу, где куча подростков громко смеялась и о чем-то неразборчиво переговаривалась. Если бы они лучше понимали, что происходит вокруг, то обязательно начали бы к нему цепляться, самодовольные в своей молодости – пока Йолк не поднял бы одного из них рывком со стула и не заковал бы в наручники. Они поджигали спрей из своих баллонов и этими мини-горелками проверяли, кто дольше выдержит боль от пламени на внутренней стороне руки. Проигравший должен был залпом выпустить остаток газа в горло. Можно ли считать их мазохистами, если они были настолько пьяны, чтобы по-настоящему боли не чувствовали?
Пацаны обмочились и даже не подозревали об этом – Йолк определил это по вони. На их подружек вся эта демонстрация производила огромное впечатление, она говорила о серьезности стремления парней к удовольствиям.
– Идиоты, – пробормотал под нос Йолк, поднимаясь по ступенькам.
* * *
Для продолжения работы ему не требовался ордер – связанная с профсоюзом компания «Мангаудис Кристаленс» должна быть готова принимать технических инспекторов и профсоюзных детективов без предварительного предупреждения. Таким образом, не оставалось времени быстро исправить неэтичные махинации.
Йолк встретился со своей женой Витой за ланчем в холле офисного здания на Корпоративном проспекте, где она работала, затем поехал дальше от центра, к Индустриальной площади. Его кислое ворчливое беспокойство, вскормленное в «Кривой усмешке», несколько смягчил час, проведенный с женой. Вита была его самым близким другом и самой надежной опорой в жизни. Сексуальность превышала ее красоту, а ласковость – и красоту, и сексуальность вместе взятые. Трудно поверить, что в деловом районе кого-то можно считать ласковым или по-настоящему сексуальным, но Вита оставалась подлинным сокровищем, и Йолк был невыразимо благодарен за нее. Они были женаты уже три года. За четыре года их знакомства Вита даже откопала окаменелые останки души Йолка, как ему казалось. «Однажды ее собьет ховеркар, – подумал он, – за рулем которого будет какой-нибудь накачанный газом придурок». Вита казалась слишком хорошей, чтобы жить долго.
Здание «Мангаудис»
