Венгерский рассказ - Клара Бихари
Многие подозревали, что лошадь краденая. Варга же утверждал, что купил ее; о цене, впрочем, он помалкивал. У него был даже паспорт на лошадь, и он его показывал тому, кому считал нужным. По совести говоря, Шули получил лошадь в обмен на водку, которую раздобыть тогда было нетрудно. Стоило лишь полазить по неогороженным дворам бежавших богатеев, пошарить в заветных погребах, где в плетеных бутылях и бочонках хранились палинка и вино.
Вскоре Киш обзавелся и повозкой. Нашел колесо, к нему другое, доски, дышла, на хуторе Сильваш подобрал кое-какие инструменты. Притащил оттуда и борону, и плуг — все равно они никому не пригодятся. Недаром говорится — кто смел, тот и съел. Так Шули Варга стал обладателем полной упряжки. Ну а там, где есть одна лошадь, недолго появиться и другой. Конечно, смешно рассчитывать на приплод, этого надо ждать годы, а просто в деревне сейчас мало лошадей и волов — один просит отвезти, другой подвезти, в такой горячке нетрудно подзаработать; а потом что-то продашь, что-то обменяешь, и незаметно наберутся деньжата на покупку второй лошади.
Хозяйство Яноша росло: за конем — конь, за телочкой — коровка, свиноматка, а там и все остальное, что полагается. Шули Киш Варга стал на ноги.
После раздела земли Шули перестал появляться в комитете. Кое-кто из крестьян был недоволен, главным образом те, кому достался небольшой или плохой участок. Они просили расследовать, как велось распределение земли. Составили акт, проверили, кое-что исправили, изменили, крикунам и нытикам замазали рты, но все это не коснулось Шули Варги. У него восемь душ детей, и все живы, здоровы; он получил все по праву: и землю, и строительный материал, и участок под дом.
Между тем политический ветерок дул, поддувал то справа, то слева. Управляющий граф Сердахей возвратился с Запада. Появился откуда-то родственник господина Чатари и один из родичей истребленной нилашистами семьи Шлейзингера. Все они требовали, чтобы часть земли, согласно закону, была отдана им обратно. Шули Киш Варга с опаской прислушивался. С управляющим графа и с господином Чатари здоровался еще издали и с такой же собачьей преданностью смотрел им в глаза, как тогда, на выборах, смотрел на Иштвана Балога и Андраша Раца; он словно хотел внушить им: на Яноша Варгу можно положиться!
Родственнику Шлейзингера — конечно, не ему лично, но так, чтобы он слышал, — Шули сказал:
— Всех нилашистов без разбора надо повесить!
В то время, на пороге зимы 1946 года, после победы на выборах партии мелких сельских хозяев у Яноша была только одна забота — сохранить полученные двенадцать хольдов.
Как ни изворотлив и хитер он был, а придумать ничего не мог. Конечно, при хороших отношениях с господами его могут и не тронуть. И землю, пожалуй, ему как честному труженику оставят. Можно спрятаться за спину Иштвана Балога: он, надо думать, в обиду не даст, но весь вопрос в том, чья возьмет. Удержатся ли коммунисты? Ведь им сейчас что-то не повезло. К тому же Янош за последнее время как-то отдалился от них, и, возможно, Иштван Балог уже не считает его больше преданным человеком. Так размышлял Янош Варга и, верный себе, из осторожности заходил иногда к «сельским хозяевам». В этой партии Шаргачизмаш Сабо, его старый знакомый, стал важной персоной, и Янош при встрече с ним низко кланялся и почтительно приветствовал его. Вместе с другими бедняками, которые заискивали перед богатеями, Шули во всеуслышанье сетовал на то, что у Кокаи отняли землю, — как хотите, несправедливо, — и семье Сакмари не отдают ее только потому, что они вернулись из эмиграции уже после 31 октября 1945 года. Одно деле отобрать землю у графа или Шлейзингера — это правильно: ведь они большие господа, к тему же и чужаки, а все предки Кокаи, Сакмари, Гажо, Бачо-Келемена и им подобных здесь родились, здесь работали в поте лица. Наши отцы росли вместе, вместе в школу ходили, мой дед мне много об этом рассказывал, поддакивал Шули Варга, подлаживаясь к Шаргачизмашу Сабо. Если бы кому-нибудь из коммунистов заблагорассудилось спросить, зачем Киш Варга ходит к богатым крестьянам, — ведь он получил от демократического правительства двенадцать хольдов земли и лес на постройку, — Янош и глазом бы не сморгнул. «Хожу послушать, о чем они говорят, какие у них планы. Не беспокойтесь, я все расскажу вам. Зададим мы перцу этим господам — Шаргачизмашу Сабо, Кокаи и управляющему», — сказал бы он, потрясая кулаком.
А события развивались. Ференц Надь бежал. Шаргачизмаша Сабо как шуйоковца[2] арестовали и поместили в лагерь. Началась перепись земельных участков. В комитатский совет подали список, в него занесли также двенадцать хольдов земли и приусадебный участок Шули Киш Варги. «А вдруг вычеркнут?» — подумывал он со страхом. Но потом успокоился: во время проверок о нем никто даже не вспомнил.
Все же на всякий случай Шули уединился, похоронил себя на хуторе и редко бывал в ячейке коммунистической партии. Он теперь уже не боялся колючего взгляда Иштвана Балога и не лез, как прежде, всем на глаза: вот я здесь, Янош Киш Варга. Зато его частенько можно было встретить в помещении национально-крестьянской партии, где он вел себя как свой человек. Теперь Шули явно предпочитал оставаться в тени. Нет, ему не улыбалось быть на виду, подлаживаться к кому бы то ни было, Шули только хотел держаться поближе и к прежним и к новым богатеям. Он, Янош Варга, принадлежит к ним, его место среди них.
В крестьянской партии это нетрудно было сделать. Ведь партия крестьянская; кто земледелец — у того членской книжки не спросят. Да и у кого она сохранилась с 1945 года? У одних ее разорвали дети, у других она упала в колодец или утеряна в поле. А третьим все равно, есть она у них или нет; они больше двух лет не платят и не думают платить членские взносы. Но если так уж необходимо иметь членскую книжку, что ж, они выпишут себе новую, но это ведь не к спеху. Короче говоря, Шули Киш Варга чувствовал себя здесь действительно как дома, тем более что он давно не платил членские взносы в компартию.
Но все-таки Янош не вступил в крестьянскую партию. Не стоит ссориться с
