Повести монгольских писателей. Том второй - Пурэвийн Хорло

уйму бумаги, привел множество пословиц и поговорок, но понял, что напрасно старался. Он говорил с выражением, как актер, работницы смеялись, но сразу посерьезнели, когда Шарав перешел к самокритике. Однако и эта часть его доклада не вызвала особого энтузиазма — Шарав заранее оповестил рабочих, что часть вины за неритмичность работы цеха примет на себя. Шарав внимательно наблюдал за секретарем партячейки фабрики, который пришел на совещание, и очень тревожился: что это он там записывает да головой кивает? Видно, понравились ему некоторые предложения работниц. Потом он сам выступил, после него — начальник цеха. В своих выступлениях оба обращались к рабочим, игнорируя его, сменного мастера, и это задело Шарава за живое. Он вдруг почувствовал себя очень одиноким среди всех этих людей, ибо у каждого из них было то, чего недоставало ему, Шараву, — искренней заинтересованности в деле. Это ощущение усилилось после выступления Цэндсурэн. Он ведь на нее надеялся! А она так раскритиковала организацию труда в смене, что он не знал, куда глаза девать. Мало того. Она сказала, что в плохой организации труда виноват не кто иной, как сменный мастер. Он не вникает в дело, а служит лишь связующим звеном между рабочими и руководством цеха. Ему все равно, выполнила смена план или нет. Вместо того, чтобы оказать помощь в работе и бороться с текучестью кадров, он, чуть что, сразу увольняет. Поэтому у работниц нет никакой заинтересованности в работе. Мастеру все равно, хорошо работает человек или плохо. А кому не известно, что все люди разные и к кале-дому свой подход должен быть.

Шарав посмотрел на часы и крикнул:

— Ваше время истекло, пора заканчивать!

— Пусть говорит, — вмешался начальник цеха. Его поддержал секретарь партячейки.

Цэндсурэн продолжала:

— Шарав человек беспринципный, не пользуется уважением, его распоряжения часто не выполняются. Некоторые из-за него с работы бегут. Сегодня ни с того ни с сего стал ругать слесаря, который ремонтировал станок. Начался скандал, а дело стоит. Долго мы будем такое терпеть? При этом мастере нечего и говорить о повышении производительности труда.

Рабочие слушали Цэндсурэн внимательно, кивали одобрительно головой. Одна пожилая ткачиха произнесла громким шепотом: «Шарав плохой мастер, но это бы еще ладно, главное, он не любит рабочих, не понимает их».

Шарав сидел красный, словно от сильного жара. На носу блестели крупные капли пота. «Все кончено», — думал он, пряча глаза. Надо бы возразить Цэндсурэн, сказать, что она не права, однако Шарав не находил ни единого аргумента в свою пользу. А тут еще выступили другие работницы, поддержали подругу. Настала очередь Хулан. По старой школьной привычке она говорила с места. В их смене почти совсем не контролируется работа, станки простаивают без уважительных причин. Иные в погоне за валом снижают качество продукции. Опыт такой прославленной ткачихи, как Цэндсурэн, не только не осваивается, но вообще не принимается во внимание.

Вдруг Хулан вынула из кармана листок бумаги. Шарав беспокойно заерзал на стуле. Зачем он написал ей письмо? Неужели она решится зачитать его! Ну и девчонка! Как он сразу ее не раскусил! Дернул же его черт написать ей любовное послание. Сейчас она сделает его всеобщим посмешищем.

Шарав прикрыл глаза и вытер со лба холодный пот. Будь что будет! Она еще поплатится за свое предательство. От волнения он не сразу понял, что Хулан читает вовсе не его письмо, а предлагает меры по улучшению организации труда. Необходимо снизить расходы сырья, повысить выход продукции высшего качества, энергичнее внедрять хозяйственный расчет. Хулан приняла на себя обязательство работать ритмично.

Ткачихи дружно поддержали Хулан, некоторые последовали ее примеру и тоже приняли на себя новые повышенные обязательства. Только тут Шарав сообразил, что в своем выступлении Хулан ни разу не упомянула его имени. «Молодец, спасибо тебе, — с облегчением вздохнул Шарав. — Пусть только меня оставят сменным мастером, я тебе по-настоящему буду помогать».

После совещания секретарь партячейки поговорил с начальником цеха, и тот принял на свой счет многие из критических замечаний, высказанных в адрес Шарава.

— Что с ним делать? — спросил секретарь.

— Кого-то надо подыскать на его место.

— А его куда? Напрасно вы передоверили ему дело. Необходимо усилить работу с кадрами, вот и начните со сменного мастера.

— Рабочие давно требуют, чтобы мастером назначили Цэндсурэн.

— Мысль хорошая. Надо с директором посоветоваться.

На этом разговор был окончен.

Когда у Хулан вдруг встал станок, остальные работницы заволновались — был конец месяца. Даже уборщица посочувствовала девушке.

— Только приняла на себя обязательства, и на тебе — простой!

Цэндсурэн, работающая теперь сменным мастером, привела двух слесарей.

— Большой ремонт потребуется? До вечера управитесь?

Один из слесарей, Халтар, рассердился. Нечего их подгонять, сделают, как надо, а когда — это их дело. Возможно, только завтра. Цэндсурэн побежала за механиком. Он подтвердил — поломка сложная, на ремонт потребуется не менее десяти часов. Сама Хулан не отходила от станка. Халтар пожалел ее.

— Ты, красавица, не кружи вокруг него, словно птица вокруг разоренного гнезда. Иди гуляй, к вечеру придешь, авось управимся.

Хулан просияла и отправилась домой. Парни поглядели ей вслед.

— Эх, хорошая девушка. Будь я холост, не упустил бы случая поближе познакомиться, — вздохнул Халтар.

— За чем же дело стало? — засмеялся Дамба, его напарник. — Проводил бы до автобуса.

— Это теперь твое дело — за девушками ухаживать.

— Да мы ведь незнакомы, — отмахнулся Дамба. — Что она обо мне подумает, если я пойду ее провожать?

— Обрадуется. Только и всего. Девушке достаточно взглянуть на парня, и она сразу может определить, нравится он ей или нет. По-моему, ты ей приглянулся.

— Ладно, давай лучше делом займемся, обещали ведь к вечеру сделать, — смущенно проворчал Дамба.

Они принесли со склада запасные части и приступили к ремонту. Старались парни изо всех сил, и когда механик поинтересовался, скоро ли они закончат ремонт, оказалось, что почти все готово. После ремонта станок работал исправно. Цэндсурэн на радостях закричала:

— Чем мы вас отблагодарим, ребята?

Механик, большой шутник, ответил:

— Наш Дамба до сих пор неженатый, примите его к себе в зятья.

Цэндсурэн смутилась. Никогда не поймешь, то ли механик шутит, то ли всерьез говорит.

— Женитьба — дело ответственное, — сказала Цэндсурэн. — Не знаю, сможем ли мы в этом деле помочь. Молодые теперь сами женятся, старших не спрашивают.

Дома Хулан себе места не находила. На все советы матери воспользоваться свободным временем и отдохнуть хорошенько девушка лишь отмахивалась. Ее работа приносит пользу людям. Она — гордость Хулан, смысл ее жизни. Как же может Хулан оставаться спокойной, если станок простаивает. Мать докучала ей в эти минуты своими заботами, и в то