Повести монгольских писателей. Том второй - Пурэвийн Хорло
— Не может быть! — воскликнула Хулан.
Цэндсурэн рассмеялась.
— Не веришь, позови мастера, пусть проверит. И ты будешь также работать, девочка. Научись только правильно распределять свои силы, работать ритмично. А то в первой половине дня ты вся выложишься, а после обеда сразу устаешь, внимание у тебя ослабевает. И настроение, конечно, портится. А настроение, между прочим, в нашем деле фактор, можно сказать, первостепенный.
Подошел мастер. Он приветливо улыбнулся, видимо, был доволен результатом совместной работы двух ткачих.
— Наставница и ученица работали в четыре руки. Что ж, Хулан, пожалуй, ты сегодня многому научилась. Только не воображай, что на этом твое ученье кончилось.
Мастер говорил правду, и Хулан почувствовала к нему благодарность, хотя чем-то он все же был ей неприятен.
— Спасибо вам, — сказала Хулан. — Сегодня я, кажется, усвоила что-то важное.
— Вот и попробуй с завтрашнего дня работать так, как Цэндсурэн. На первый взгляд это как будто легко и просто. На самом деле у Цэндсурэн все рассчитано. Трудностей тоже не надо бояться, их надо преодолевать.
Хулан внимательно слушала — мастер сейчас совсем не походил на того чуточку бесцеремонного человека, каким он показался ей в первый день. Сейчас перед Хулан стоял опытный работник, знаток своего дела. И вдруг Шарав покосился в сторону Цэндсурэн, наклонился к Хулан и шепнул ей, чтобы она зашла к нему.
— Сдашь станок сменщице — и домой, — сказала Цэндсурэн. — А мне свой станок еще надо проверить. Завтра будешь работать самостоятельно, думаю, дело у тебя пойдет на лад.
Она приветливо кивнула девушке и ушла по своим делам. Проходя мимо комнаты мастера, Хулан вспомнила, что он просил ее зайти, и с опаской потянула дверь на себя.
— Входи, входи, я давно тебя дожидаюсь, — с веселым видом встретил он девушку.
Она робко вошла, села на стул.
— Давай поболтаем. Да ты не бойся меня, просто я говорю иногда сгоряча, не подумав, так что ты извини.
Он принялся расспрашивать Хулан о ее жизни, о работе. Как Хулан работает, он хорошо знает, но это была подходящая тема для разговора. Он задавал вопросы, а она отвечала послушно, как старательная ученица. Постепенно он выспросил девушку о ее семье. Слушал Шарав внимательно, не сводя с Хулан глаз.
— Да, нелегкая у тебя жизнь, — сказал он, когда девушка умолкла. — И здесь тебе трудновато будет. На один только автобус уйдет часть зарплаты, и потом, не всегда же ты будешь работать в дневную смену. Летом еще куда ни шло, а как начнутся холода, вся иззябнешь, пока домой доберешься. Но ты не унывай. С жильем у нас плохо. Однако я все силы приложу, чтобы ты получила квартиру.
Слова мастера взволновали девушку. Вот хорошо было бы перебраться из старенькой юрты в современный благоустроенный дом с паровым отоплением. А как мама обрадовалась бы!
— Я знаю, что говорю, — продолжал мастер. — Есть, правда, пословица: пока дитя не родилось, не готовь колыбель. Но я обещаю лишь то, что могу выполнить. Так что не сомневайся. Попробуй пообещать нашим женщинам и не выполнить! Такой шум поднимут, только держись!
Избегая его пристального взгляда, Хулан уставилась в окно. Уже смеркалось. Наверное, мать ждет ее не дождется.
— Спасибо за все, а теперь мне пора.
— Ты верь мне, Хулан. И почаще напоминай о моем обещании, хоть каждый день, не бойся. Работы по горло, и кое-что иногда забываешь.
— Я сперва плохо о вас подумала, вы уж извините меня, — растроганно произнесла Хулан.
— Ладно. Ты погоди уходить.
Он вытащил бумажник и достал из него маленькую фотографию. На Хулан глянуло удивительно знакомое лицо. Чуть вздернутый вверх подбородок, упрямо сжатые губы. Волосы свободно рассыпались по плечам. Длинная шея, ключицы торчат. Да это же она сама. Год назад сфотографировалась во время летних каникул. Кровь бросилась в лицо Хулан, ей стало стыдно. Как могла она принять слова Шарава за простое участие! Надо же быть такой наивной! Она рассердилась, вскочила со стула, устремив на Шарава светло-карие глаза, обрамленные густыми ресницами. Шарав невольно залюбовался девушкой.
— Откуда у вас моя фотография?
— Не отбирай ее у меня. Я буду бережно ее хранить. — Он протянул руку, и Хулан невольно отдала фотографию. — Пошли. По дороге все объясню, все равно я собирался тебя домой проводить.
В этот поздний час на улицах было безлюдно и тихо. Хулан зябко поеживалась.
— Я сегодня у брата ночую, а он с семьей живет недалеко от тебя. Давай пойдем пешком и по пути потолкуем.
На рабочий автобус Хулан уже опоздала, и ей ничего не оставалось, как согласиться. Шарав пожаловался, что в их смене большая текучесть, цех не выполняет план и работницы одна за другой подают заявления об уходе. Тогда администрация чаще всего переводит их на другие участки. Лично он, доверительным тоном сообщил Шарав, предпочитает работу легкую, приятную, но хорошо оплачиваемую. Пусть, разумеется, Хулан об этом никому не рассказывает. Девушка пожала плечами. Очень нужно! Хулан слушала мастера рассеянно, с нетерпением ожидая, когда же он наконец скажет о том, как попала к нему ее фотография. Потом она вдруг рассердилась. Ткацкий цех — сердце фабрики, и если их смена работает плохо, в этом есть вина и его, сменного мастера. Так не лучше ли вместо того, чтобы работниц переводить на другие участки, ликвидировать недостатки, мешающие им выполнять норму? Она лично считает, что стыдно гоняться за легкой работой и легким заработком. Она не стала бы, подобно перелетной птице, менять озера, выискивать, где больше корма.
Шарав молчал. Он шел, сунув руки в карманы, немного ссутулившись.
— Как же все-таки к вам попала моя фотография? — спросила Хулан.
— А, эта? Мне дал ее знакомый фотограф, — коротко ответил Шарав.
С того дня Хулан избегала встреч с мастером. Как ни заискивал он перед ней, девушка оставалась непреклонной. Со стыдом вспоминала она свою радость, когда Шарав пообещал добиться для нее квартиры. Ничего ей от него не надо. Наблюдая за Шаравом, Хулан все больше и больше убеждалась в том, что ее первое впечатление от него было верным. Он только делал вид, что с головой ушел в работу, на самом же деле она для него ничего не значила, более того, работать он не любил.
Шарав чувствовал неприязнь Хулан, но продолжал добиваться ее расположения. Однажды он подкараулил ее по дороге домой.
— Ты, я смотрю, знать меня не хочешь? — спросил
