Тамара. Роман о царской России - Ирина Владимировна Скарятина

"Вот вам немного денег, и я позже пришлю чек с жалованием ещё за месяц. А теперь ступайте", – и, схватив за плечи, я толкнула её к лестнице, следуя за ней по пятам и сдерживая дикое желание пинать при каждом шаге её толстый зад. Таким порядком мы в итоге добрались до входной двери, где, указав на висевшую в углу икону, я произнесла традиционную фразу: "Вот Бог, а вот порог", – что с испокон веков на Руси служила цели изгонять непрошенных людей из своего дома. И она вышла во тьму поздней летней ночи.

Заперев дверь и снова накинув цепочку, я вздохнула с глубоким облегчением. Затем, перепрыгивая через две ступеньки, я взбежала в детскую, где малышки продолжали спокойно спать.

"Теперь вы только мои, мои ангелочки, мои душеньки! И никакой посторонней бабе меж нами не встать, – радостно шептала я, приплясывая на цыпочках вокруг колыбелек. – Отныне с вами будет лишь ваша собственная мать при поддержке Няни и двух ваших жирных 'дойных коровок'! И больше никто, никто другой".

В конце концов, измученная всеми волнениями этой ночи, я устроилась на диване, где на рассвете меня обнаружили свернувшейся клубком и крепко спавшей две кормилицы.

"А где нянечка?" – удивлённо спросили они, готовясь дать грудь оравшим младенцам. И когда я ответила: "Ушла навсегда", – обе, просияв, воскликнули в унисон глубокими крестьянскими голосами: "Как же хорошо!"

Утром же, когда Алексей стал неожиданным убытием нянечки возмущаться, я ему сразу напомнила о его обещании. Ворча, что я его обманула, воспользовавшись нетрезвым состоянием, он в итоге сдался и ушёл, промолвив: "Уладь это с мамой".

И я уладила, когда после обеда Агриппина Ивановна накинулась на меня в сильнейшем гневе. Раз и навсегда мы "разобрались" самым замечательным образом, в результате чего она в жутком негодовании покинула наш дом, пригрозив, что когда-нибудь "любому приходится поплатиться за свою жестокую глупость", я же триумфально вернулась в детскую и, заняв там своё законное место, немедленно послала за Няней, чтобы та спешно приехала и помогла мне заботиться о моих детях.

Итак, в силу вступил новый режим существования, при котором, чувствуя себя счастливее, чем когда-либо с момента свадьбы, я забыла об общественной жизни Красного и, повелев переместить свою кровать наверх, стала круглосуточно заниматься исключительно дочурками.

Прошло несколько месяцев. Осенью мы вернулись в Петербург. Там я каждый день гордо катила по нашей улице "английскую" детскую колясочку с низкой посадкой, где лицом к лицу сидели две моих толстощёких крошки, кивая и воркуя в той манере, которая, казалось, была понятна им обеим. Олицетворяя здоровье, они привлекали всеобщее внимание, и люди, глядя на них, улыбались, поскольку те, будучи столь разными, в то же время каким-то таинственным образом явно демонстрировали, что являлись двойняшками.

"Золотые дети", – называл их Дедуся, и каждый день я толкала их коляску до моего отчего дома. Там для них была оборудована специальная комната, где те могли спать, ползать и забавляться со своими игрушками. В течение целого часа они принадлежали моей семье, и один за другим разные её члены приходили поклониться данному святилищу.

Жизнь стала гораздо приятнее. И единственным омрачавшим её обстоятельством было постоянное и беспробудное пьянство Алексея, становившееся всё хуже и хуже. Наконец, по предложению доктора Руковского, я решила обратиться к известному психиатру, прославившемуся своими чудесными излечениями.

Сей великий человек, огромный и лохматый, как лев, выслушал мой рассказ внимательно, не перебивая. Когда ж я закончила, он медленно наклонил голову, так что рыжеватые волосы почти закрыли его глаза. Несколько минут он молча смотрел на меня из-за этого укрытия.

"Хм, да, я вижу … Я понимаю", – наконец сказал он, и его низкий голос, хотя и был профессионально бесстрастным, звучал по-доброму.

"Случай, который Вы описали, очень далеко продвинулся по пути алкоголизма, временами практически гранича с белой горячкой, и человек, о котором идёт речь, достиг той стадии, когда, возможно, больше не сможет отвечать за свои действия. И всё же, с точки зрения закона, он считается абсолютно нормальным. Крайне опасная ситуация, крайне".

Он на мгновение замолчал, продолжая задумчиво на меня взирать.

"Как думаете, Вы, будучи женой, смогли бы ему помочь?" Его взгляд из-под двух покачивавшихся прядей, казалось, пронзал меня насквозь.

"Да, думаю, смогла бы; по крайней мере, постараюсь", – с сомнением сказала я, гадая, что он собирался мне поручить, и размышляя о том, как мало влияния я имела на Алексея.

"Что ж, – продолжил он, – дело вот в чём. Если найдётся возможность, отвезите его в Страсбург и спросите профессора Вертхайма, не сможет ли тот что-либо сделать для данного пациента при помощи гипноза. Вертхайм очень многого добился в этой области – больше, чем кто-либо иной, – и его метод способен стать тем, что поможет в лечении Вашего мужа, при условии, конечно, что тот сам этого захочет".

"В том-то и загвоздка, – сомнений в моём голосе прибавилось. – Я не знаю, хочет ли он вылечиться. Он говорит, что любит напиваться, поскольку тогда чувствует себя счастливее".

"В таком случае мало что можно сделать, – произнёс он. – Важно́ желание человека сотрудничать. В противном случае мы более-менее бессильны. Но Вы можете попробовать метод Вертхайма и понять, будет ли тот работать. Это всё, что я могу сказать".

И с этими словами он со мной распрощался, пожелав удачи.

По дороге домой я размышляла над вставшей передо мной проблемой. Как, Боже правый, мне убедить Алексея взять отпуск и поехать не куда-то, а в Страсбург, чтобы проконсультироваться с психиатром? Да он бы ни в жизнь этого не сделал, никогда.

И вдруг абсолютно нежданно судьба дважды сыграла мне на руку.

Однажды днём, вскоре после описанной беседы, Алексей упал на службе в глубокий обморок, и его привезли домой в карете скорой помощи. Полковой врач, его сопровождавший, серьёзно заявил, что тот слишком много выпил и ему лучше быть поосторожнее, если он не желает подвергнуть себя риску инсульта.

"В моём-то возрасте? В двадцать четыре?" – недоверчиво переспросил Алексей.

"Да, в Вашем возрасте, с Вашими привычками и тем образом жизни, который Вы ведёте", – строго ответил врач, тогда как Алексей выглядел потрясённым и испуганным.

Именно тогда я увидела возможность и, отведя в сторону врача, покинувшего комнату больного, рассказала о своём разговоре с известным психиатром.

"Очень правильное решение! – искренне воскликнул он. – Я помогу Вашему мужу получить отпуск по состоянию здоровья. Это будет несложно.