Руны земли - Георг Киппер
Сигмунд кивнул головой. Через эрила руна сказала многое. Выходя из ворот святилища Тора, он накинул хёттр плаща на голову. Холодало.
Инги собрал руны, свернул полотно, подошел к престолу и, взявшись за кольцо, сказал асу Тору простые слова надежды, что тот поможет Ингигерд в ее деле. Затем он прикрыл ворота и поплелся на поляну с другой стороны халлгарда, где люди Хаварда резвились с вадландцами.
Вечером весь остров, на котором расположились усадьбы Хольмгарда, засыпал мелкий снег, за черными протоками берега также побелели. На следующее утро небо прояснилось, и сильнейший мороз сковал все заводи вдоль берега.
Можно, конечно, было бы рвануть вниз по реке, круша тонкий лед штевнями кораблей, потом бросить их где-нибудь у порогов и пройти пешими по берегу, чтобы выскочить как звери из снега и тьмы на сонных обитателей Алдейгьюборга. Красиво и жестоко, об этом можно было бы рассказывать потом сагу, но в памяти людей остается только победа, а не та цена, которая за нее заплачена. А Сигмунд вышел из того возраста, когда не ценят ни свою, ни чужую жизнь. Он не назначил смотра оружия и через пять дней, когда, по расчетам ярла Скули, корабли Сигмунда должны были бы уже подойти к Алдейгьюборгу.
Вади и Туки ходили мрачнее тучи, даже между собой, похоже, перестали ладить. Каждый вечер они спорили о погоде, надеялись на оттепели или на принятие хёвдингом безумного решения. С надеждой всматривались в лица его ближайших дружинников. Вади мрачно посматривал на Инги и даже как-то предложил тому погадать еще раз. Инги лишь помотал головой и с сожалением улыбнулся.
Наконец, когда почти всю реку сковало белым покрывалом, Сигмунд приказал обрубить лед вокруг кораблей, вытащить их на берег и соорудить навесы. Решение было принято. Зимовать.
Черная промоина на середине реки день ото дня сужалась между белых равнин льда. Бездеятельность повисла между домов халлгарда. Так мощно начавшийся поход Сигмунда, сына Хлёдвера, в защиту чести своей сестры Исгерд остановился на прямой дороге. По Олхавен-эльф прямо на север оставалось всего два-три дня пути. Там в окружении врагов ждали своих союзников ярл Скули и дочь убитого конунга Хергейра юная Ингигерд.
Часть 3
Огненные стрелы
Земля эта велика и обильна, и далеко должна идти впереди удача того человека, который попробует взять ее под свою руку. Здесь с запада Восточный путь вступает в реки, расходящиеся по неведомым и незаселенным землям, восточного края которых еще никто не достиг. Здесь, на краю Великой равнины, восточные богатства, совершив путешествие через подпирающие небо горы, через раскаленные солнцем пустыни, по длинным, как жизнь, рекам, через прячущие смерть леса, достигают наконец последней речной пристани на западе, в Алдейгьюборге на Олхаве-реке. Здесь эти богатства перегружаются на большие морские корабли и двигаются дальше на запад по холодным волнам сурового моря. И теперь этот славный город Алдейгьюборг – ключ к неведомым землям и дорогам, создающим процветание, – во власти конунга Эйстейна, достойная награда за его решительность.
Взял он то, что ему по плечу. Боги не зря привели его из северных гор через Восточное море на берега Олхавы. Он сам знал свои силы. И каждый, кто видел его, понимал, что этот человек может совершить многое.
Даже сейчас, когда он сидел в окружении своих соратников, каждый из которых не только был искусным бойцом, но и вел за собой отряды воинов через смерть, знал толк в изготовлении оружия, в строительстве и содержании кораблей, в исполнения любого задания, даже сейчас среди этих достойных людей конунг Эйстейн выделялся. И дело не в красиво расшитой обуви и вязаных обмотках с рунным узором, не в широких штанах с изобилием складок, не в великолепном поясе с золотыми бляшками и серебряным плетением и даже не в узорчатой рубахе из ткани, привезенной из далекого Миклагарда, и, уж конечно, не в серебряных гривнах на шее и обручьях на запястьях. Просто его лицо, обрамленное коротко стриженной бородой и тщательно расчесанными прядями русых волос, светилось решительностью и промыслом. Просто во взгляде его светился тот огонь, который отличает потомков ярла от простых людей.
Недаром Исгерд, вдова старого Хергейра, год смотревшая на него как волчица, теперь не спешит при виде его уходить по вдруг вспомнившимся делам. Тогда, после гибели мужа, когда город очищали от тел погибших, ее привели к хёвдингу победителей. Конунг Эйстейн пристально посмотрел на нее и сказал:
– Вполне понятно, что ты приняла близко к сердцу известие о том, что здесь произошло, но нет худа без добра: теперь я хочу быть твоим мужем вместо него, и это будет неплохая замена, потому что он был стар.
– Никаких недостатков из-за возраста у него не было, – ответила тогда Исгерд. – Боюсь, что едва ли я смогу верить тем, кто его убил.
– Есть два выхода, – сказал конунг Эйстейн. – Либо я сделаю тебя своей наложницей и ты останешься ею столько, сколько тебе суждено, либо ты выйдешь за меня замуж и отдашь всю страну в мою власть, а я окажу тебе большой почет… Я не боюсь, что ты меня обманешь и захочешь моей смерти.
Исгерд не захотела становиться наложницей. Конунг сдержал свое слово и окружил ее почетом, и его спокойствие победило ее желание мести.
Нет, она не забыла Хергейра, тем более что Эйстейн не только насыпал достойные погребальные холмы для ее мужа и его погибших соратников, но и сам много расспрашивал о нем и его замыслах. Ей показалось, что через жизнь Хергейра, через его вещи и оружие Эйстейн пытался больше узнать страну, которую завоевал.
Теперь она не избегала взгляда серых глаз Эйстейна. Был в нем дар богов, и дело не в учтивости и не в завораживающем голосе. Она знала или чувствовала в нем то же самое, что и все его сподвижники из Трандхейма, Вальдреса и Хадаланда, которые пойдут с ним весной завоевывать весь Восточный путь, где бы он ни кончался. Эйстейн был настоящий конунг, имеющий замыслы и силы для их воплощения.
Серебро, которое копил старый Хергейр, мало помогло своему владельцу. Воины – вот на чем держится удача конунга. И эти воины добудут серебра и золота столько, сколько нужно для их содержания, лишь бы конунг действительно знал и умел, лишь бы его вел тот ветер силы, который превращает толпу в дружину.
Эйстейн весело оглядел своих соратников, засмотревшихся на юную плясунью, подол которой то и дело
