Шесть дней в Бомбее - Алка Джоши
К концу спектакля я приняла решение.
Нашла отделение почты и отправила телеграмму доктору Стоддарду через Эдварда.
«Теперь ваша очередь», – написала я.
* * *
В парке Сент-Джеймс было так жарко, что мужчины обмахивались шляпами, а женщины юбками. Я сидела на скамейке и слушала, как прохожие жалуются на рекордно высокие температуры.
– Еще ведь только начало июня!
Я улыбнулась, представляя, что бы они сказали о погоде в Бомбее, о жаре и сокрушительной влажности. Над гиацинтами в поисках нектара кружили пчелы. Под деревьями росли душистые колокольчики. Я откинула голову на спинку скамьи, подставила лицо солнцу и стала слушать, как дети выпрашивают у родителей мороженое на палочке.
– Мамочка, я сейчас растаю!
Доктора Стоддарда я учуяла по запаху лосьона после бритья – лаванда, ваниль и дубовый мох.
– Как все прошло? – спросила я, не открывая глаз.
– Не хуже, чем я ожидал.
Я открыла глаза и прищурилась.
Ральф Стоддард, опираясь на трость, тяжело сел на скамью. Никогда еще я не видела его таким усталым. Под глазами набрякли серые мешки. Лоб усеяли пигментные пятна. Щеки раскраснелись от солнца. Казалось, во всем его теле не осталось ни капли жира. Он потер ногу, ту самую, что недавно сломал.
– Говорит, она всю жизнь гадала, что скажет мне, если я вдруг объявлюсь. – Он обернулся ко мне. – Еще сказала, больше всего ее оскорбило, что я женился на темнокожей и завел темнокожего ребенка.
Доктор помолчал. Он знал, что меня, как и его сына, дразнили черно-белой. Его жену большинство англичан действительно назвали бы темнокожей. Это был просто такой способ делить людей на своих и чужих.
– А вы что ответили?
– Пожелал ей хорошего дня.
– И? – Заморгала я.
– И пришел сюда. – Он снял шляпу и смахнул ею муху с моего плеча. – Какой святой покровительствует безнадежным делам, моя дорогая?
– Кажется, святой Иуда, – задумалась я.
– Нужно будет навестить его, когда вернемся в Бомбей.
Я улыбнулась. Получив мою телеграмму, доктор Стоддард немедленно прилетел сюда из Стамбула. Эдвард уезжал в Бомбей, чтобы занять новую должность. И не успей я поймать его отца, он бы вылетел вместе с ним.
– Пару недель назад я получил открытку от Мишры. Из Парижа. – Доктор смотрел на проходивших мимо нас трех девушек в блузках без рукавов, которые смеялись над какой-то шуткой. – Подумал, может, вы там случайно столкнулись.
– Париж город большой. – Я отвела глаза.
Доктор помолчал. Потом кивнул.
– Это точно.
– Вам стало легче? После встречи с Элизабет?
– Что ж… Больше я не жалею, что бросил ее много лет назад. Но нет, легче мне не стало, – сухо ответил он. Потом оперся на трость, поднялся и протянул мне руку. – Поедемте домой, моя дорогая.
Бомбей
Глава 13
Бомбей
Июнь 1937
Филип Бартош был красив в том смысле, в каком бывают хороши собой мужчины, умеющие правильно одеваться и укладывать гелем волосы. Но человек, открывший мне дверь, совсем не был похож на Филипа Бартоша, которого я дважды видела в больнице «Вадиа» и на вечеринке у Сингхов. Скорее, его призрак. По провалившимся глазам я поняла, что он давно не спал. В последний раз я видела его в больнице после смерти Миры, тогда он был чисто выбрит. А сейчас на подбородке торчала трехдневная щетина.
Увидев на пороге, он не сразу меня узнал.
– Вы медсестра.
– Сона Фальстафф.
– Мира вас любила, – слабо улыбнулся он. – Могла часами болтать с вами о чем угодно.
С минуту я не могла выговорить ни слова.
– Мистер Бартош, можно мне войти?
– Конечно-конечно! Примите мои извинения!
Словно очнувшись от транса, он отскочил, уступая мне дорогу. Одет он был в рубашку, которая перестала быть белой не меньше недели назад. Глаза налились кровью, и голову давно пора было вымыть.
* * *
Со смерти Миры прошло шесть недель. И все же квартира по-прежнему ее оплакивала. На столах и стульях стояли кофейные чашки – одни пустые, другие с давно остывшим кофе. На полу и диване были раскиданы мужские рубашки, брюки и носки. Комнаты давно не проветривали, и вообще в квартире стояла ужасная жара. На улице было тридцать градусов и такая влажность, что можно цветы поливать. Воротник моей блузки уже вымок. Я поборола порыв открыть окна и включить вентилятор, как сделала бы у себя дома.
Просто присела на край кресла. И не впервые спросила себя, чего надеялась достичь. Для чего я пришла сюда? Чтобы он освободил меня от груза, который я носила на плечах с самой смерти Миры? И что из того, что я узнала о ней за последние несколько недель, стоило рассказать ее мужу?
У Филипа провалились щеки, и моя внутренняя медсестра оживилась.
– Мистер Бартош, когда вы в последний раз ели?
Он махнул в сторону гостиной.
– Недавно. Не волнуйтесь. – Потом упал на диван. – Простите, кофе закончился.
– Пожалуйста, не утруждайтесь.
Несколько минут мы сидели молча. Я ждала.
– Чем могу помочь? – спросил он наконец.
Я тронула малиновый берет в тон моему летнему платью. Обновки я купила, когда вернулась в Бомбей.
– Я пришла из-за мисс Новак. – Я помолчала. – Не успела высказать вам свои соболезнования. Мы не виделись после ее смерти… – Во рту вдруг пересохло, и я сглотнула. – Я ужасно по ней скучаю. Все время о ней думаю, наверное, и вы тоже. Должно быть, вам известно, что после ее смерти старшая медсестра «Вадиа» уволила меня. Совет больницы решил, что я ввела вашей жене чрезмерную дозу морфина. Но я хочу, чтобы вы знали, я этого не делала. Я никогда бы не причинила вреда мисс Новак.
Я поняла, что наклонилась к нему через стол, стараясь прорваться сквозь окутавший его скорбный туман.
Филип слепо уставился на меня.
– Мы были знакомы всего несколько дней, но разговаривали, будто дружили целую вечность, – продолжила я. – Можно сказать, мы стали как сестры. Мира столько всего повидала – я восхищалась этим и немного завидовала ей. Мне нравилось, как она управляется с жизнью, – я помолчала. – Вы должны поверить,
