Шесть дней в Бомбее - Алка Джоши

Она помолчала. Выудила из кармана платок, вытерла глаза и нос.

Я все понимала. Но обида тяжким грузом сидела у меня внутри. Теперь я ненавидела не только его, но и ее. Она не пускала его к нам, ко мне, матери и брату. Она знала, что мы существуем – может, не именно мы, но какая-то наша версия, – и заставила его выбирать. Словно у него был выбор. Они были его первой семьей. А нам он достался лишь ненадолго, в аренду.

Когда доктор Стоддард влюбился в Деву, его в Англии не ждала первая семья. Для того чтобы порвать с невестой, ему достаточно было лишь написать ей. Он не обязан был возвращаться домой. Наверное, вот так отец и принял решение. Перед первой семьей, которой он обзавелся задолго до встречи с матерью, у него было больше обязательств. В каком-то смысле общественный кодекс он чтил не меньше, чем военный. Так что же, теперь мне будет проще понять, почему он уехал?

– Но если отец умер, кто же посылал письма?

Ведь не мама же их писала, чтобы облегчить мне страдания. В таком случае ей не было бы так стыдно признаться, что она их хранила. Мама точно верила, что их присылал отец.

– Я. – Женщина снова промокнула глаза, под которыми уже образовались темные пятна от растекшейся туши. – В последние годы мне пришло в голову, что вам, наверное, нужно больше денег. Вы ведь пойдете учиться.

Я сглотнула. Пускай на отца я злилась по-прежнему, но его жена старалась искупить его ошибку. У нее-то не было перед нами никаких обязательств. Выходит, я должна была испытывать благодарность к ней? Сказать спасибо? Но разве несколько фунтов в год искупают ее обман? То, что она соврала мужу, чтобы заманить его назад? Нет, она не искупала его ошибку, а лишь заглушала свое чувство вины. Я решила, что не стану ее благодарить.

– Мой брат был на полтора года младше меня. Он умер вскоре после того, как ваш муж уехал. – Мне хотелось увидеть ее реакцию, хотелось, чтобы ей стало так же больно, как мне, когда я думала о Раджате.

– О. – Слезы еще быстрее побежали по ее щекам. – Мне так жаль.

Я обернулась к фотографиям на каминной полке. Молодой человек в черной мантии и академической шапочке обнимал симпатичную девушку. Оба улыбались в камеру. Я заметила, что она похожа на него, словно отражение в зеркале.

– Это Алистер на выпускном из Королевского колледжа. Люси тогда было восемнадцать. Конечно, с того дня уже прошло много лет. Сейчас Алистеру двадцать восемь. А Люси годом моложе. У нее есть дочь – моя внучка.

Я слышала ее голос за спиной, но он словно доносился издалека. Думать я могла лишь о том, что это дети моего отца. Мои брат и сестра. У меня есть брат и сестра. Брат и сестра наполовину. И я им наполовину сестра. Я едва не рассмеялась. Видно, до конца жизни мне оставаться полукровкой.

Женщина тронула меня за плечо, и я чуть не подпрыгнула от неожиданности.

– И… извините. – Она отдернула руку. – Я подумала, может, однажды вы захотите с ними познакомиться. У них есть дядя и тетя, но бабушки и дедушки уже умерли. Двоюродных братьев тоже нет. Наверное, было бы неплохо…

Познакомиться с единокровным братом и сестрой? Хотелось ли мне этого?

– Они знают обо мне?

Она снова села на диван, молитвенно сложила руки, коснулась пальцами губ.

– Когда я узнала о вас и вашей матери после смерти Оуэна, я рассказала им.

– И как они отреагировали?

Вообще-то мне не очень хотелось знать. Что, если они из принципа меня возненавидели? За то, что им пришлось делить со мной любовь отца. Отец уже меня отверг. Вынесу ли я, если меня снова отвергнут?

Женщина вздохнула.

– Им не сразу удалось принять это. Алистер очень разозлился. Люси было неловко. Но с тех пор прошло семь лет. Теперь все иначе, думаю. Тогда вы были лишь идеей. А теперь вы настоящая.

Получалось, я зря сюда приехала? Я пока не могла ответить на этот вопрос. Мне не удалось высказать отцу в лицо все, что я о нем думаю. А ведь именно для этого я и прибыла в Лондон, верно?

Я вдруг поняла, что ничего не знаю об отцовской жене, кроме того, что она нас с ним разлучила.

– Как вас зовут?

Она впервые улыбнулась.

– Мэрион, Сона. Меня зовут Мэрион.

– Я подумаю и сообщу вам, Мэрион.

С этими словами я вышла.

* * *

Дом Фальстаффов стоял на севере Челси. Оттуда я пешком пошла в Сент-Джеймс парк. Мне нужно было подумать. Что страшного в том, чтобы познакомиться с братом и сестрой, которые были у меня всегда? Будет ли это означать, что я простила отца, простила их за то, что не пускали его к нам?

Я пробиралась сквозь толпу туристов, собравшихся посмотреть смену караула возле Букингемского дворца. И так глубоко задумалась, что почти не видела, куда иду. Я бы соврала, если бы стала утверждать, что мне совсем не интересно повидать Алистера и Люси. Интересно, они унаследовали от отца то же обаяние, что и я? Похожи ли мы в жестах, в манере речи? А чем отличаемся? В первую очередь, конечно, произношением. Они говорят по-английски без акцента. А одежда? Они наверняка разбираются в моде лучше меня. Довольно ли таких различий, чтобы мы не смогли считать себя семьей?

Я бродила по Пикадилли, наблюдала за машинами, грузовиками и двухэтажными автобусами с рекламой жвачек «Ригли», тоника «Швепс» и страховой компании «Риман» на боках. Над площадью светился билборд «Гиннес вам понравится!». Ветер гнал по улице листовки с объявлением о коронации Георга VI и Елизаветы, прижимал их к бордюрам, закручивал вокруг фонарных столбов, бросал к подножию статуи Эроса.

Для того чтобы остаться в Лондоне и повидаться с братом и сестрой, мне пришлось бы прожить еще несколько дней в хостеле и потратить больше денег. Я даже не знала, где Алистер и Люси живут. А что, если для знакомства с ними мне придется ехать в какой-то другой город? Мэрион сказала, у нее есть внучка. А у меня, выходит, племянница? Мне всегда хотелось большую семью, как у Индиры и Ребекки. Но я не знала, удастся ли мне вырваться из кокона, который сплели для себя мы с мамой, и допустить в свою жизнь других родственников.

Я добрела до Трафальгарской площади. Два полисмена оттаскивали с проезжей части пьяного.