Руны земли - Георг Киппер
Сигмунд спросил болхар, где располагались они здесь, в Хольмгарде, до прихода гётов. Оказалось, они жили в гостевом доме рядом с ригой, которую заняли для раненых, Менахем добавил, что он имеет с собой великолепные бальзамы и притирания, которые способны помочь страждущим. Сигмунд приказал гестирам найти другое место для болхар и купцов и чтобы туда принесли еду для его гостей… Вечером всех болхар и купцов он пригласил на главную еду и сказал, что вернет им все личные вещи, а после тризны на девятый день примет клятвы верности от них и вернет вэрингам оружие.
Люди, поставленные следить за подготовкой погребения, привели рабынь, вызавшихся умереть на погребальном костре. Конунг объявил их свободными, и все засвидетельствовали это. Их усадили на женские скамьи и поднесли праздничного эля.
* * *
Вот отбилась уточка от семеюшки, потеряла родных и матушку, рассталась с братиками и не увидит уже сестриночек. Позагнали буйны соколы на чужую на сторонушку, отдадут злому ворону на забавушку, сокрушили волю белую, девическую, красота с лица да скатилася, черным горем вся помаралася.
Вот поплакать хочется, да нету силушки, и сидит она, девушка тонкая, тишина в душе, глаза опущены, глядит малая на костер, на костер да на погашенный, не поднять ресниц, ничего не высказать, нет ни слов, нет ни слезиночки. Тишина в душе. Тишина черствая. Только змейки огненные прогоревших дров переливаются, текут бусами из-под пепла серого, то погаснут огоньки, то вновь вспыхивают языками пламени тонкими.
Тишина. Говорят лишь рядом понемногу руотсы, говорят меж собой, но ни звук смеха их, ни переливы речи их не проходят к ней в тишину, за которой комочком остановилась душа ее. Остановилась душа давно еще в пустоте моря Ильмери, и вчера не потревожили тишину ее ни короткий бой в сумерках, ни новые руотсы, озверевшие в смертной резне. И была тишина с ней всю ночь, пока они менялись и терзали ее тело, и это были не игры на сеновале, но ей казалось, что она не плакала.
Вокруг, там, за тяжелыми стенами, вдоль долгого берега, движется тяжесть огромной и холодной реки велсвов, и захочешь остановить – не остановишь, только жилы все из тебя повытянет. О ней, о безжалостной реке, дома с ужасом перешептывались, пугали друг друга рассказами дети малые о мертвых родственниках, уплывающих сюда через Ильмери-озеро…
Жива ли она еще, или здесь только тень жизни на этой смертной реке, на этом острове, за бурным морем, среди холоднокровных чужаков? Не так много, значит, потюкали ее резными змеиными головками на веселом празднике, отгоняя малым несчастьем бо́льшее. Только теперь вот истинный Велес клюнул ее, и никто уже не поможет. Выхватил из семьи, перенес на берег другой, бросил в руки волков заморских. Взрослые то пугали детишек, говоря, что он забирает непослушных, то забавляли глупыми рассказами о смуте из-за жены громовержца и о том, как лихо змеюшку Велеса загнали в землю. Но давно уж она приметила, с какой серьезностью поминали взрослые велсвовых людей…
И не глупые сказочки у печи были за этим. Забирал он и скот, и колосья, уводил добычу охотников, жизнь забирал до срока и лишал матерей деточек, был он рядом всегда, до него тоньше волоса, но не дотронешься, тут он уже, хозяин земли, рядышком, молчалив, без вопросов, без окликов.
Говорила летгола, издревле жившая здесь, рядышком, что логово его там, на севере, где безлюдны болота бескрайние, где холодное небо лежит на краю теплого мира, там тоской смертельной иссасываются даже люди крепчайшие, сильные. Но и здесь он везде меж людей проливается и собой все и вся обволакивает. На границе с ним, по самой кромочке ходят люди его, велсвовы, страшные замежинники, не то здешние они, не то тамошние. Говорят, волю его они сдерживают. Равновесие между жизнью и смертью удерживают. Не выходят к людям без надобности, но придут – не откажешься.
Этим летом она такое видела. Идет солнышко по своим кресным дням[130], от короткого дня к равноденствию, до самого длинного, и опять к осени, к равноденствию, там зима уже, солнце силу теряет почти до смерти. Человек живет вслед по солнышку, свои кресные дни у него, отдает себя детям и правнукам, и мужчина огонь свой в холодную пору отдает окружающим, и возвращает влагу женщина в самое теплое время.
Так в эти кресные дни, когда солнышко на короткий день поворачивает, а цветенье лета в разгаре, созывают старух на последнюю трапезу. Собирают девушки ясным днем мусор весь и готовят костер преогромный, ставят стол на лугу, каравай испеченный, и едят женщины вместе и девушки, песни слушают и сказы старые, и заветы старух выслушивают. А под вечер идут с песнями на реку тихую, на согретую солнышком. Раздеваются молодые и девушки, идут словно дети малые, украшают старух для купания, песни им поют благодарные, и заходят с ними в самую воду, там, где ивы, и кладут на воду родительниц.
И она это видела, и сама этим летом подталкивала на воде в платьях праздничных уходящих на кресную смерть. И одна из старух не тонула, уплывая по реке с тихой песенкой. Тонко-тонко из беззубого рта вылетали слова прощальные, тут как выскочат из-под ивовых веток словно тени какие-то, люди заросшие, и ручищами ее в воду враз поприжали, пузыри только ахнули над поверхностью. Повыскакивали с визгом девки кресные, унося с собой силу водную.
Пели песни на берегу бесстыдные. Пили меды хмельные, скакали в танцах яростных. Зажигали в сумерках мужчины огонь новый трением. Помогали солнцу ослабшему. Обносили парни на шестах пучки горящие вкруг селения, отгоняли старух, чтобы не вернулися, и бежали с колесом, соломой обвязанным, к высокому берегу, возжигали костер, собранный девами, добавляли поленьев высоко-высоко. Отпускали от костра колесо огненное вниз по склону темному. Так катилось, неслось оно в искрах бешеных, прыгая махом с берега, улетая с шипением в воду, вслед за старухами. И в ответ пели звонко женщины оттуда из сумерек, и отвечали грозно мужчины от горящего высоко огня, и в ответ отвечали женщины испуганными голосами, и кричали мужики, и бежали они, рубахи скидывая, в темноту, на горячую свалку в кустах. Так кипела ночь, соединялась вода с огнем, продолжалась жизнь. И прыгали затем пары через костер, очищалась жизнь для нового хода, радуясь победе над Велесом, притаившимся в темноте
