Миры Эры. Книга Третья. Трудный Хлеб - Алексей Олегович Белов-Скарятин
"Пойди и спроси Гарри, – говорит третий, – он должен знать. Он в отеле. Ждёт ту толстую леди со вздёрнутым носом".
И, пока наш водитель исчезает в здании, троица возобновляет обсуждение.
"Нет никакого российского посольства, но есть французское и немецкое …"
"И итальянское, и китайское …"
"У британцев тоже есть, не забывайте". И когда наш водитель возвращается, он объявляет, что это недалеко от отеля "Мартиника".
"Я подумал, что это недалеко от 'Мартиники', но не был …"
"Разумеется, это там, рядом с 'Мартиникой'".
И когда мы уже мчимся вперёд, прибавляя скорость, Ирина восклицает: "Оно обязано быть рядом с 'Мартиникой'", – что ставит жирную точку.
Подъехав к "Мартинике", мы видим людей, толпящихся вдоль улицы, навесы, натянутые от самого бордюра, и входящих гостей, лавирующих меж фонарей и газетчиков. Последние делают снимки пассажиров в едущих впереди такси. Секретарь чего-то там сбежал, не заплатив за проезд. А когда вернулся, ищейки новостей взяли его с поличным.
"Я полагаю, сей конфуз расползётся в утренних выпусках", – говорю я Ирине, тут же вспомнив, что должен заплатить и сам.
"Ну, только не урони шляпу и не споткнись, а то тебя примут за какого-нибудь миллионера", – предупредила она.
У устланного ковром входа мы встречаем выходящими двух сенаторов, конгрессмена и трёх иностранных дипломатов.
"Это, должно быть, Бора", – восклицает кто-то в толпе.
"Нет, это Робинсон".
"Какой Робинсон?"
"Из Иллинойса".
"А сколько их вообще?"
Мы проходим внутрь. Охранник у двери пытается отыскать наши имена в списке гостей. Тех всего тысяча, и, поскольку русский алфавит не похож на наш, ему, разумеется, не удаётся. Но потом я вижу, что список всё-таки на английском, и не могу найти тоже. Я прикладываю все силы, чтобы объяснить, и мы проносимся дальше. Шотландец берёт у меня пальто, англичанин – шляпу, русский выдаёт на это чек. Я жду Ирину в нижнем вестибюле – она должна в течение часа выйти из дамской комнаты.
Со всех сторон меня огибают входящие и выходящие персоны, чьи лица мне знакомы. Я изумлён. Прежде чем я успеваю решить, кто это – председатель ГКОП или АОР113, или старший сенатор от Айовы, или посол Греции, – мимо проходит член кабинета министров. Так случилось, что это женщина, и она выглядит способной выполнять свою работу. Дамы в костюмах – японская делегация – счастливо улыбаются друг другу. И я уверен, что вот эти люди – турецкий посол и его супруга.
Ирина присоединяется ко мне, и мы восходим по красной лестнице. Я ещё не заметил портретов ни Ленина, ни Калинина, ни Литвинова, но на верхних ступеньках кто-то уже спрашивает моё имя. Не рановато ли – неужели мы уже добрались? Да, вот и госпожа Трояновская114, улыбающаяся, грациозная, в отменном наряде. А рядом с ней посол СССР без бороды, кинжала, абордажной сабли и слоняющихся поблизости автоматчиков. Он так же любезен, как его супруга, и одет точно так же, как я. Я начинаю подозревать, что эти русские знают, как закатить вечеринку. Нас приветствуют парой удачно подобранных фраз, и мы проходим дальше, чтобы дать шанс тем, кто стоит позади.
Оркестр играет русскую музыку. А позже дирижёр по секрету признаётся мне, что имеет русские корни. Гобелены на стенах красивые, подобраны с отменным вкусом, и бюст Ленина на видном месте. Мы поднимаемся наверх, чтоб на него посмотреть.
"Ну, теперь он тебе больше нравится?" – слышу я, как какой-то мужчина спрашивает свою пожилую спутницу. Они тоже смотрят на Ленина.
"Нет, – едко отвечает она, – ни капельки".
"Но, конечно, мы не можем относиться к этому слишком серьёзно, – восклицает её партнёр. – В конце концов …"
И мы идём дальше, задаваясь вопросом, стоит ли относиться к большевистскому приёму со всей серьёзностью только потому, что он большевистский. Но нет, большой зал заполняется гостями, они разговаривают, смеются и интересуются окружающим. Все ремарки комплементарны, сказаны в хорошем тоне, тактичны. Два офицера-красноармейца привлекают к себе больше внимания, чем любой посол. Их военная форма проста, никаких признаков парадности, они чисто выбриты, молоды, приятны на вид, их манеры безупречны. А ещё есть советский военно-морской адъютант, вероятно, высокого ранга, но золотых галунов на его мундире не больше, чем у американского старшины.
Мы направляемся в столовую. Длинный стол богато уставлен блюдами с бутербродами, икрой, осетриной длиной в четыре фута, аппетитно выглядящей форелью с ещё не повреждёнными головой и хвостом, но чуть ли не наполовину съеденной серединой. Тут есть омары по-ньюбургски, мороженое в форме всевозможных цветов и – о, да! – столик с водкой в углу. Но из соседней комнаты появляются люди с бокалами скотча с содовой. Я направляю Ирину в их сторону.
"Держись виски-содовой очереди", – советую я, и вскоре уже овладеваю желаемым, говоря немцу, наполнившему мой бокал, "спасссиииба" и поправляясь, когда тот объясняет, кто он. Толпа сгущается. Я вежливо кланяюсь молодому человеку, преградившему мне путь. Тот кланяется в ответ. Мы смеёмся над нашим затруднительным положением, не дающим разминуться, и он говорит: "Вы, наверное, русский?"
"Нет, а вы?"
Он – да, генеральный консул, и вот мы уже ведём беседу. Он пробыл в Америке неделю. А на следующей переедет на Западное побережье.
Я допиваю свой напиток, и мы следуем за толпой на второй этаж, а затем и на третий, изучая каждый укромный уголок посольства. Некоторые движимы обычным любопытством, но большинство чрезвычайно заинтересовано. Нынче, когда советское правительство официально признано и устраивает свой первый приём, здесь объявился весь дипломатический Вашингтон. Атмосфера полностью русская – удивительно, сколько разговоров вокруг ведётся на русском языке.
Личный кабинет посла открыт для осмотра. Он выдержан в строгом стиле, как и частная семейная столовая с современными советскими гравюрами и русской мебелью. Мы спускаемся в бальную залу, где уже в полном разгаре танцы. "Голубой Дунай" заманчив, и мы идём вальсировать. Но то же самое относится и к следующему за ним американскому фокстроту – мы продолжаем танцевать. Танцуют молодые и старые, но дочь европейского посла – самая яркая из всех. Когда её отец встаёт, чтобы уйти, она желает своему партнёру спокойной ночи и выходит с отцом под руку. Ещё одна пара привлекает наше внимание. Они танцуют как профессионалы. Затем оркестр исполняет задорную русскую мелодию, и Ирина сама пускается в пляс.
Но вот уже близится полночь, и толпа начинает редеть. Пора возвращаться домой. Посол и его супруга всё так же любезно пожимают руки уходящим гостям. Они, должно быть, утомлены, но




