Кодовое имя – Верити - Элизабет Вейн

– Oui, mais oui[48], о да! – простонала я немного слишком истерично, и все хмуро воззрились на меня. Я вернула обе карточки – и ту, которая разобьет сердце Джули, и ту, которая сможет ее спасти. – Отдайте их в гестапо.
– Ладно, – спокойно, бесстрастно сказал фотограф. – Хорошо, у меня будет меньше неприятностей, если удастся предоставить вовремя хотя бы часть снимков. – Просто потрясает, как тут все рискуют, как ведут двойную жизнь, пожимают плечами и продолжают делать свое дело. – А теперь, мадемуазель Киттихок, мы вас сфотографируем.
Маман засуетилась вокруг меня, пытаясь сделать красивую прическу. Безуспешно. Фотограф три раза щелкнул затвором и тоже начал смеяться.
– Слишком уж вы широко улыбаетесь, мамзель, – заявил он. – У нас во Франции на документы так не принято. Ваше лицо должно быть… нейтральным, oui? Нейтральным. Как Швейцария.
Тут рассмеялись и остальные, несколько нервозно, и, думаю, в конце концов вид у меня стал свирепый. Я ведь действительно пытаюсь всем улыбаться – это одна из немногих истин, которые я усвоила насчет конспиративной работы на оккупированной врагом территории. Ну и еще у меня есть навык стрельбы из револьвера методом «двойного нажатия».
Слов нет, до чего ж я ненавижу Поля.
Вдобавок ко всему фотограф отдал мне альпинистские брюки своей жены, шерстяные, на подкладке, хорошо сшитые и почти неношеные. Он отдал их, когда убрал свое оборудование.
Я была так удивлена и благодарна, что опять разревелась. А этот бедняга неправильно меня понял и стал извиняться, что не принес какое-нибудь платье покрасивее! Маман захлопотала и принялась вытирать мне слезы своим передником. В свободной руке она держала брюки, показывая, какие они теплые и толстые. Эта женщина здорово за меня волнуется.
Поль повернулся к фотографу и приятельским тоном сказал ему несколько слов, будто они сидели в пабе за пинтой пива. Однако слова эти были английскими, чтобы понять их из всех присутствующих могли лишь я да фотограф.
– Киттихок совсем не против брюк. Она все равно никак не использует то, что у нее между ног.
* * *
Ненавижу его.
Знаю, что он тут все организует, что он ключевая фигура этой ячейки Сопротивления. Знаю, что от него зависит моя жизнь. Знаю, что ему можно доверять, что он сделает все, чтобы вытащить меня отсюда. И все равно ненавижу.
* * *
Фотограф ответил смущенным смешком – мол, я тебя понимаю как мужчина мужчину, и шутка твоя забавная, хоть и сальная, – а сам покосился на меня, услышала ли я Поля. Я, конечно, рыдала в крепких объятиях маман с таким видом, будто вообще оглохла. И постаралась, чтобы это выглядело убедительно: как следует поблагодарить фотографа куда важнее, чем разобраться с Полем.
НЕНАВИЖУ ЕГО.
Когда фотограф ушел, мне пришлось еще разок потренироваться в стрельбе по мишеням. Поль в качестве учителя ПО-ПРЕЖНЕМУ распускал руки (не помогла ни моя отповедь, во время которой я держала его на прицеле, ни присутствие Митрайет). Правда, теперь он не позволял себе ничего особенного, всего лишь слишком долго не убирал ладони с моего локтя или плеча. Думаю, он понимает, до чего мне хочется вышибить ему мозги при помощи его же пушки. Однако этого человека явно бодрит опасность, к тому же, несмотря на все свои жестокие фантазии, стрелять в него я не стану. Подозреваю, ему тоже это ясно.
* * *
В последние выходные каждого месяца маман Митрайет дозволялось зарезать специально избранную для этой цели курицу, чтобы приготовить воскресный ужин для полудюжины офицеров гестапо. Будучи местным, Этьен регулярно приводил начальство трапезничать к своим родным, и, уж конечно, нацисты понимали, что еда на ферме лучше, чем в городе.
Все три часа, пока они были тут в последний раз, я с такой силой сжимала в руке кольт, что даже спустя четыре дня она до сих пор занемевшая. Сквозь щели между планками в стене мне был виден лишь капот сияющего «мерседес-бенца», который они бросили во дворе, да еще мелькнула перед глазами пола принадлежащего капитану кожаного плаща: она зацепилась за брызговик, когда тот садился в машину, чтобы ехать обратно.
О предстоящем визите немцев мне сказала La Cadette, младшая сестренка. На самом деле ее зовут Амели. Наверное, глупо скрывать имена членов этой семьи, ведь нацисты все равно прекрасно их знают. Но я привыкла думать о старших Тибо просто как о маман и папаше, а Митрайет для меня уж никак не Габриэль-Тереза. Та же история, что с Джули, которая в моих мыслях совсем не Катарина. Когда кухню Тибо оккупируют нацисты, семья в основном помалкивает, предоставляя Амели вести разговоры. Кажется, будто голова у нее забита всякими глупостями, но гостей неизменно очаровывает ее беглый немецкий язык с эльзасским произношением. Она всем нравится.
Гестаповцы стараются, чтобы эти ежемесячные посиделки выглядели неофициально – одеваются в гражданское, например, – но со своим капитаном ведут себя так, будто он король Англии. Митрайет с сестрой сходятся на том, что он до ужаса пугающий тип: сдержанный, говорит тихо, никогда не скажет ничего необдуманного. Он примерно одного возраста с папашей Тибо, фермером. Подчиненные явно трепещут перед капитаном. Любимчиков у него нет, но ему нравится разговаривать с Амели. Каждый раз он приносит ей какой-нибудь маленький подарочек. На сей раз это был спичечный коробок с эмблемой отеля, который гестаповцы забрали под свою контору, – буквами «ШдБ», «Шато де Бордо». Амели отдала сувенир мне. Очень мило с ее стороны, но я вовсе не горю желанием что-нибудь поджечь!
Гости начинают с выпивки. Все мужчины стоят в кухне, потягивая коньяк, La Cadette накрывает на стол, Митрайет (ей явно неловко) сидит в углу с хмурой немочкой, которую капитан везде таскает с собой в качестве секретарши / служанки / рабыни, ну и шофера заодно. Пока идет светская беседа, немочка не пьет коньяк с мужчинами, руки у нее заняты вещами капитана: папкой с документами, перчатками, шляпой.
У брата Митрайет Этьена над левой бровью красуется сегодня большая уродливая шишка, похоже свежая, такая фиолетовая припухлость с кровавой вмятиной в середине. La Cadette полна сочувствия, маман и Митрайет ведут себя чуть сдержаннее. Они не рискнули спросить парня, откуда такая красота (вернее, младшая сестра рискнула, но не получила ответа). Этьена явно смущает суета,