Дар рыбака - Джулия Р. Келли
– Дороти, – хрипло шепчет он.
– Не говори, не говори ничего.
– Посмотри на меня.
Но ей не хочется, ведь тогда все будет кончено, а это означает, что она совершила непоправимое. Дороти открывает глаза. Джозеф смотрит на нее спокойным, теплым взглядом. Оглаживает ее щеку и целует в волосы, но опасения ее оправдались, и очнулась она уже по ту сторону, совсем другим человеком, нарушившим все до единого правила, которые в нее закладывали с самого детства.
Голос у нее срывается:
– Нам нельзя… – Отпрянув, она только теперь со стыдом замечает, что стоит в одной ночной рубашке, его свитере и ботинках на босу ногу.
Они одновременно наклоняются за шалью и ненароком сталкиваются плечами.
– Не уходи, – просит Джозеф. – Подожди.
– Прошу тебя, Джозеф! – вскрикивает Дороти в ужасе, ведь ей опять придется обращаться с ним, как с чужим, и у нее в голове не укладывается, как с этим жить.
Не глядя на него, Дороти снимает с себя свитер и швыряет ему в руки, а сама забирает шаль и укутывается в нее. Обмениваются они неуклюже, неловко.
Джозеф хватает ее за руку.
– Что с нами стряслось?
Но она не хочет это обсуждать, ведь уже слишком поздно, и она вырывается.
– Что сделано, то сделано, – отвечает она. – Назад не воротишь. Я ведь теперь замужем. Мне жаль.
И ей правда жаль – его, их обоих, ведь, если прежде она думала, что в браке с Уильямом укроется от боли, теперь она знает, что с ним ее ждет только зияющее одиночество.
– Если бы только…
Она оглядывается на Джозефа, и ее собственное отчаяние отражается в его глазах.
Он сильнее стискивает ее руку.
– Если бы только что?..
Но ей нельзя показывать ему, что она чувствует, слишком это тяжело для них обоих, и она уходит прочь, сначала медленно, но с каждым шагом все быстрее, и вот уже бежит по ступенькам к тропинке.
Наверху, у откоса, возле посеребренного луной мышиного горошка мелькает чья-то тень и прячется в густой темноте. Дороти, переводя дыхание, замирает на месте.
– Кто там?
Слова ее срываются в пустоту.
Ее ночная рубашка мерцает белизной под лунным светом, а внизу, на Отмели, в одиночестве стоит Джозеф. Кто же их видел?
– Кто там? – выкрикивает она, на этот раз отчаянней, но в ответ лишь слышит завывания ветра.
Бакалейная лавка
– Чепуха все это, – говорит Эйлса. – Но даже если старые предания не врут, я думала, это скорее на удачу – так дитя наверняка не утонет.
– Я совсем другие предания припоминаю, – отвечает Джини и поджимает губы. – Ребенок, что родился в рубашке, – подменыш. Попомните мои слова, они еще возьмут свое, морские феи. Да и не впервые, в наших-то краях.
Она кладет покупки на прилавок.
Женщинам становится не по себе.
Миссис Браун нарушает молчание:
– Пусть она тебе не по душе, но желать кому-то такой участи – это низость.
Джини не отступается.
– Я и не говорила, что кому-то этого желаю, просто пересказываю старые предания. Помните, что Лиззи Фишер всегда говорила? Да и не я одна ее недолюбливаю, тоже мне, хвост распустила.
Женщинам становится еще сильней не по себе.
Миссис Браун вручает Джини сдачу.
– Лиззи Фишер просто не могла смириться с тем, что ее сын утонул. Да и как иначе? Совсем с ума сошла от горя, бедняжка.
Ей вторит и Нора:
– Вечно говорила, мол, когда ее сестра родила – это ее сынишка к ней вернулся. Помните? Когда она с ребенком на руках вернулась с заработков?
Миссис Браун цыкает в ответ.
– О чем я и толкую, Нора, совсем с ума сошла от горя. Думаю, мы все прекрасно понимаем, как сестра Лиззи обзавелась ребенком, но осталась без мужа.
Она опять обращается к Джини:
– Лучше скажи, как там Агнес?
Голос у Джини натянуто приободряется:
– Уже приноровилась к супружеской жизни, как я и думала, – а для меня одним ртом меньше.
Но тут лицо ее невольно выдает огорчение.
– А скоро, небось, и детишки пойдут. Не каждому с налета удается зачать.
Она кладет покупки в корзину, а затем, сощурившись, смотрит на миссис Браун.
– Знаю, о чем вы думаете, но если бы не эта женщина, он бы точно сделал предложение.
Женщины переглядываются.
Миссис Браун вздыхает.
– Бог с ним. Уверена, что Агнес нашла свое счастье, Джини.
Джини уходит с гордо поднятой головой, и колокольчик на двери отрывисто звякает.
– Этот Скотт – паршивая овца. Весь в папашу, – поджав губы, говорит Нора. – А Джозеф никогда не сделал бы ей предложение.
Эйлса грустно качает головой.
– Не зря говорят: сперва мужчина берется за выпивку, а потом и выпивка берется за него, и вот, пожалуйста.
Нора кивает.
– Помните, как Скотт пытался подступиться к Лорне? Она-то мигом его осадила. Сказала, что не хочет ходить в синяках, как его мать, – и не только на его отца намекала. Так и сказала.
Женщины, заслышав эту новость, качают головами.
Миссис Браун протирает прилавок.
– Что ж, я слышала, что Лорна обручилась с юношей из Фрейзербурга. Уж ей-то нечего теперь переживать из-за здешних мужчин!
– Хотя, быть может, есть отчасти правда в том, что Джини сказала о Дороти: что именно из-за нее Джозеф не сделал предложение.
Нора ворошит угли в очаге.
– А кто-нибудь видел ребенка? Как его имя – Моисей? Как его здоровье? Слышала, что если ребенок родился в рубашке, могут быть ужасные последствия…
– Уверена, он выглядит, как и любой другой ребенок, и вырастет не хуже остальных, – отзывается Эйлса, но умолкает под вопросительным взглядом Норы. – Извини, я…
– Добавить в чай чего-нибудь покрепче? – резко перебивает миссис Браун и скрывается в подсобке.
Нора ставит на плиту чайник.
– Вечно ты невпопад отвечаешь. И не будь так уверена, что старые предания – сплошные небылицы, Эйлса. Упаси бог, Джини права, но говорят, подменыши приносят сплошные несчастья. Да и как знать, вдруг это не просто предания?
Агнес
Агнес съеживается на кровати. До того ей претит работа в кабаке. Каждый вечер она лишь зарабатывает то, что пропивает ее муж. Окна дребезжат под ветром, задувающим в подгнившие рамы. Сколько раз она просила Скотта ими заняться? На него в таких вещах рассчитывать нечего. Как же быстро иссякло их первое воодушевление. И ей не хочется рассказывать Джини, как обстоят дела на самом деле, услышать в ответ: «А ты чего ожидала?» или «Чтобы узнать поближе сына,
