Жена комиссара - Светлана Шахова

– Ну что ж, прямо так прямо. Поначалу Коля слыл примерным мальчиком, но в последнее время его не узнать. Дисциплину нарушает: на уроках вертится, списывает. Мало того, учителям дерзит. Это уж никуда не годно. Вчера и вовсе из ряда вон – с одноклассником подрался. А ведь до конца учебного года остаётся всего месяц…

Классный руководитель продолжал говорить сдержанно, без нападок, но Елизавета, узнавая о «подвигах» сына, от стыда не знала, куда спрятать глаза: то вскидывала взгляд к потолку, то, уставившись, смотрела в точку на столе, то отворачивалась к окну.

– Я к вам с этим и приходил, – сознался наконец Сергей Сергеевич. – Что-то меня тогда удержало. Подумал, может, самому ещё раз с Колей побеседовать. Так и сделал… А знаете, он ведь всегда очень внимательно слушает. Со всем соглашается. Но потом снова за своё. Думаю, только вы, Елизавета Тихоновна, сможете на сына повлиять. Ведь одного раза достаточно, чтобы понять: вы для него непререкаемый авторитет.

– Теперь ясно, – проговорила Елизавета, поднимаясь со стула.

Она попрощалась с достоинством. Вышла из учительской, степенно прошла по коридорам. Пересекла двор. Но лишь оказалась за воротами школы, побежала, пытаясь заглушить клокочущий внутри стыд.

Домашние были в сборе. Елизавета отправила Нину с девочками на кухню. Прикрыла комнатную дверь. Взяв Колю за плечи, пристально посмотрела в глаза и угрожающе тихо, с расстановкой начала:

– Значит, сынок, ты вырос… – помолчала, наблюдая, как тот захлопал длинными ресницами. – Значит, стал взрослым…

– Мама, да чего я такого сделал? – прерывая звенящее молчание, дрожащими губами пробормотал Коля. – Этот очкарик ко мне постоянно придирается. Подумаешь, к Ильину повернулся, ответ хотел сравнить. А он сразу: «Давай дневник». Спрашиваю: «За что?» А он: «Тогда ещё и два в журнал».

– Ага… Вот оно что… – кивая, снова медленно заговорила Елизавета. – Значит, на свою голову ты не надеешься? Считаешь, что одноклассник умнее, если без его подсказки никак? И в чём же тогда учитель не прав?

– Да чёй-то?.. Да я просто… – замямлил Коля.

– А когда ты на перемене так нёсся, что чуть учителя по истории не сбил с ног, и вместо того, чтобы извиниться, начал оправдания придумывать, это тоже, потому что взрослым стал?..

Елизавета продолжала перечислять всё услышанное от классного руководителя. Она не кричала, но, нагнетая, говорила так жёстко и напористо, что накалялся воздух вокруг. Интонации становились хлёсткими, летели сыну в лицо, словно пощёчины.

– Отец на фронте каждый день жизнью рискует! Солдат дисциплине учит, чтобы по безалаберности не гибли! А ты его позоришь! Что я, по-твоему, должна теперь писать: воюй, Павел Семёнович, чтобы сынку твоему было вольготно лоботрясничать?! неучем расти?! с учителями пререкаться?!

Наконец, вытянув указательный палец, она скомандовала:

– Марш в угол! Там лучше думается!

Отвернувшись к стене, Коля молча затрясся.

– Поплачь-поплачь, – строго подначила Елизавета. – Может, теперь забудешь, как старшим дерзить. А нет, так в другой раз я и ремень возьму, дурь-то повыбью, – погрозила она кулаком и вышла, оставив сына в одиночестве.

В кухне нашла притихших дочерей со снохой. Села на табурет перед окном.

– Лиза, – нарушила молчание Нина, – что ж такого малец натворил, что ты его так?

– Сам знает, – отрезала Елизавета; пошла к плите, поставила чайник.

– Мама, не ругайте Колю, он больше не будет, – робко вступилась за брата Арина.

– Пусть сам это скажет. А главное – выполнит. Тогда посмотрим, – ответила Елизавета сурово.

– Да поделом Кольке, – бросила Надя. – Давно ему взбучка нужна. Он же не только себя – семью позорит. А ещё собирается в пионеры вступать. Был бы при галстуке, его бы на собрании пропесочили, будь здоров! Пусть ещё спасибо скажет, что маму к классному руководителю вызвали, а не к директору или на педсовет… В нашей школе всё строже.

Повисла тишина, нарушаемая лишь мерными ударами капель из подтекающего крана.

– Мама, вы пожалеете Колю? – шепнула Арина.

Елизавета достала сахарницу, щипцы. Принялась колоть спрессованные кубики. Возмущение давно улеглось. Уже хотелось обнять сына, сказать, как сильно она его любит, но не могла. Знала: сто́ит дать слабину, послушания больше не добиться. А тут ещё и дочери. Чтобы всех вывести в люди, надо держать в кулаке.

В коридоре послышалось шлёпанье босых ног. В дверном проёме возник Коля.

– Мама, можете пойти со мной в комнату? – буркнул он вспухшими губами.

– Говори тут, сынок. У меня от семьи секретов нет.

– Я больше не буду.

– Что-о? Что ты там промычал под нос?

– Я больше никогда не буду дерзить взрослым, – тихо, но чётко проговорил Коля.

– А-а, ну вот теперь мы все услышали. Так ведь? – Елизавета вопросительно кивнула появившемуся у сына за спиной Степану.

– Точно так, – подтвердил тот.

После чая домочадцы отправились в комнату. Елизавета осталась мыть стаканы.

– Ну и характер у вас, Елизавета Тихоновна, – кремень, – пробасил Степан, закуривая у открытой форточки. – Меня б так мать воспитывала, может, человеком стал бы.

– Так ещё непоздно.

– Непоздно что?

– Да человеком стать. Это, Стёпа, никогда не поздно. Тебе бы на фронт, там, знаешь ли, сама жизнь, ох как быстро воспитывает. Не то что твоя воровская шайка.

– Вот-вот, она-то мне руки и ноги сковала, – сосед тяжело вздохнул с присвистом в груди. – В последней отсидке брякнул я сокамернику, что завяжу, как на волю выйду. Так следующей же ноченькой тёмной меня чуть и не порешили…

Он забился в хриплом кашле. Снова затянулся. Выпустил в форточку густой, белый дым.

– На фронт, говорите… Да кто ж меня возьмёт с тремя отсидками да отбитым ливером?

Елизавета, качая головой, вытерла руки о полотенце. Сняла фартук, вздёрнула на крючок. Пошла к себе.

– А наши-то немца громя-я-ят! Кажись, скоро войне конец! – услышала вслед.

Это она и сама знала из сводок. Ждала только, когда же наступит победа.

«Завтра уже первое мая. Я так надеялась, что к празднику война закончится. И кто бы мог подумать, что последние дни окажутся самыми томительными. Не зря в народе говорят: ждать и догонять – хуже не бывает… Ну да ладно. Утром напеку пирогов с капустой и яйцом. Своих накормлю вдоволь и соседей угощу».

Глава 33

На свежих дрожжах опара загуляла быстро. Елизавета замесила тесто, поставила подходить. Собралась было готовить начинку, но, заглянув в шкаф, ахнула. Бросилась в прихожую, столкнулась с Дарьей.

– Лизонька, тебе, милая, даже в праздник не спится? Слышу, спозаранок на кухне хлопочешь.

– Да вот, пироги поставила, хватилась, а от