Поцелуи на хлебе - Альмудена Грандес
Ответом ей тишина.
– Налей мне еще, пожалуйста (директриса).
– А эти булочки лучше прежних (завуч).
– А какая у нас тема в этом году на карнавал (учительница физкультуры)?
– Да, кстати, нужно решить (классная руководительница второго «Б»).
Так София перестает завтракать с коллегами и вызывается дежурить в перерыве каждое утро.
– Я этим не занимаюсь, – говорит она классной руководительнице Луны через пару недель после возвращения с рождественских каникул. – Я просто делаю то, за что больше никто не хочет браться.
– Я понимаю и поддерживаю тебя.
– Да?
– Ну разумеется, – Сусана обиженно смотрит на нее. – А зачем я, по-твоему, тебе рассказываю про Луну?
К тому моменту, как София впервые слышит имя девочки, она уже успела заручиться необходимой поддержкой.
– Ну конечно! – говорит Марита. – Мы же для того и создали ассоциацию! Сколько тебе нужно?
– Пока что нужно, чтобы вы мне покрывали все расходы. Бутерброды я делаю сама, вместо молочных коктейлей нашла очень миленькие бутылочки у китайцев и…
– Триста в месяц?
– Да ты что! Ста пятидесяти мне хватит с лихвой.
И вот одним январским утром София делает дополнительный бутерброд с колбасой, наполняет молоком бутылочку со встроенной соской и в перерыве подходит к девочке, которая сидит одна и огромными глазищами смотрит вокруг.
– Привет. – Девочка смотрит на бутылку и обертку из фольги и ничего не говорит. – Ты ведь Луна? – Девочка кивает. – А я София, воспитательница группы, которая рядом с твоей.
– Я знаю.
– У тебя есть бутерброд? – Луна мотает головой. – Хочешь взять этот? – Луна кивает. – И молока?
– Спасибо!
Луна берет бутылочку и бутерброд, снимает фольгу, надкусывает и смотрит на Софию. – А ты не голодная?
– Я нет, – говорит София. – А ты да?
Луна вновь кивает и продолжает есть.
Днем София старается не терять ее из виду. За Луной приходит женщина лет шестидесяти, видимо, бабушка. Опыт сделал из Софии эксперта по разнообразным социальным проблемам, но тут на первый взгляд она ничего такого не замечает. И это ей не нравится: когда проблем не видно, это значит не что их нет, а что разрешить их будет непросто.
– Да, я ее бабушка. – На женщине драповое пальто, на вид не очень старое, на лацкане – брошь-паук; красные ногти, коричневый карандаш для бровей, вот разве что туфли выглядят потертыми. – Моя дочь не дает ей перекусов, потому что иначе она плохо ест вечером.
– Понимаю… Но сегодня утром я дала ей бутерброд, который остался от завтрака, и она так на него набросилась… Даже если дома она потом плохо ест, ей нужно что-то на перекус, а то…
– Вы же не думаете, что знаете мою внучку лучше, чем ее мать?
Бабушка Луны улыбается, и Софии эта улыбка не по вкусу.
– Разумеется, нет, – отвечает она с принужденной улыбкой, – но давайте я понаблюдаю за ней в столовой несколько дней, а потом мы вернемся к этому разговору, хорошо?
Целую неделю за каждой трапезой Луна съедает все, что кладут ей на поднос, а еще хлеб и то, что выдает ей София во время перерыва.
– Послушайте, вы, вероятно, думаете, что раз мы отдали девочку в государственный сад, значит, умираем от голода, как все эти иностранцы, которые к вам ходят.
С момента знакомства с Софией бабушка Луны каждый день красится все сильнее, все основательнее наводит красоту и увешивается массивными цепями желтого металла, впрочем, ни капли не напоминающего золото.
– Как же вы можете такое говорить? – София с каждым днем все больше волнуется за Луну. – Как же я могу подумать…
– Такое у меня складывается ощущение, ваши расспросы – чистый абсурд. Мы не хотим, чтобы Луна ела на перемене, потому что потом она не доедает ужин, ясно вам?
– Я всего лишь хотела помочь.
– Занимайтесь своими делами, а в наши не лезьте, это будет лучшая помощь.
Весь год София каждый день выдает Луне по бутерброду. Постепенно девочка заводит друзей, начинает участвовать в играх и пьет молоко гораздо спокойнее, чем в первый раз.
– Что с тобой, София?
Они голые лежат в постели у нее дома. Начо на выходные уехал к отцу, в окно заглядывает идеальный июньский вечер.
– Ты все молчишь, хуже меня.
Учебный год заканчивается через девять дней, но столовая будет открыта до конца июня благодаря щедрости директрисы и родительского комитета, который согласился взять на себя половину расходов за последнюю неделю. Все остальное уладила София, но Себастьян ничего об этом не знает, кроме того, что в последние дней десять она была ужасно занята и каждый вечер куда-то уходила. Все это время она избегала обсуждать с ним положение своих детей, но сейчас ни о чем другом и думать не может и потому уже давным-давно не говорит ни слова. Когда он спрашивает, в чем дело, София вдруг разом, не задумываясь, все ему выкладывает, а он молча слушает.
– Я с половиной района поговорила! Составила график, кто когда готовит, и мать свою подключила, и Дианину свекровь, и Бегонию, подругу мою, она не работает, и Мариту… Когда что-то плохое происходит, люди ведут себя просто невероятно, ты себе даже не представляешь. Мария Грасия, которая у меня убирает, она в последнее время жутко грустная, я даже думала, может, у нее депрессия, так вот, она сама вызвалась каждый день готовить суп прямо тут, у меня на кухне. Амалия, парикмахерша, работает без перерывов, готовить она не может, но будет покупать сладкое – фрукты, пудинги, мороженое, каждый день что-то новенькое. Но круче всех, пожалуй, Паскуаль. Без него уж не знаю, как бы мы… Причем вначале-то он был недоволен: ну еще бы, на двадцать детей один стол, даже если мы придем со своей едой и сами будем ее раздавать, все равно получается, что мы займем ползала, а ему с этого ни гроша. А когда мы уже собрались уходить, он сам все придумал. Спросил меня: «Во сколько твои дети едят?» Я увидела – есть надежда! – и говорю ему: «А во сколько надо?» А он сказал, что, если мы к половине второго управимся, он нам еще и хлеба положит за счет заведения. Так что я еще договорилась с моей племянницей Марианой, она весь день с окупасами болтает, хотя утверждает, что волонтерит, так вот у меня она поработает по-настоящему, поможет мне раскладывать еду – ну мне или кому там придется, нас будет несколько человек, в итоге еще двое воспитателей вписались. Но нам в любом случае понадобятся еще люди – кто-то должен привозить еду, забирать сладкое из парикмахерской… Хотя я сейчас подумала – наверное, те, кто готовит, могут сами и привозить ее к Паскуалю, тут же все рядом живут…
Тут София вдруг вспоминает, с кем разговаривает, разворачивается в его объятиях, глядит ему в глаза и извиняется.
– Прости, пожалуйста, тебе, наверное, неприятно обо всем этом слушать, но я просто целый день только об этом и думаю, и…
– А почему мне должно быть неприятно? – Себастьян улыбается и все так же крепко держит ее в объятиях. – Потому что я работаю дежурным у шлагбаума?
– Ну да… – София не знает, что сказать. – Не знаю, просто… – Она мнется, пытаясь выиграть время, но не придумывает ничего лучше, чем сказать ему все как есть. – Просто я всегда боюсь говорить с тобой о таких вещах.
– Мне вообще не неприятно, наоборот, я рад, что ты это делаешь. Только вот не понимаю, чего ты нервничаешь, раз уже все разрулила.
– Худшее впереди… Родители пока что ни о чем не знают.
– Ага.
– И ты сам понимаешь, люди у нас разные.
– Да уж, это я знаю.
Себастьян поворачивается на спину, София закидывает на него ногу, кладет голову ему на плечо и не видит его лица, когда он говорит:
– Знаешь, чтобы попросить о помощи, нужно много смелости. Но еще больше смелости нужно, чтобы помощь принять.
В день вручения табелей София строго следует инструкциям Себастьяна.
Она сама составляет и распечатывает на своем домашнем принтере сухое нейтральное сообщение. «Ассоциация “Соседи против кризиса” открывает летнюю столовую для детей с трех лет, которые во время летних каникул не могут
