Миры Эры. Книга Третья. Трудный Хлеб - Алексей Олегович Белов-Скарятин
Поражённая таким доверием ко мне – абсолютно незнакомому ему человеку, – я произнесла слова благодарности и тут же, прежде чем он успел передумать, поспешно заверила, что непременно буду там завтрашней ночью.
Весь следующий день я провела в лихорадочном возбуждении, боясь, что миссис Хиппер задержит меня до полуночи и я пропущу событие. Но удача была на моей стороне, и как раз перед ужином миссис Хиппер объявила мне, что дальнейшее моё присутствие не требуется, поскольку они собираются поиграть в бридж. Со вздохом облегчения я помчалась в пансион, мгновенно проглотила свой ужин и тотчас отправилась в пешую экспедицию, поскольку предстояло преодолеть довольно приличное расстояние. Но я топала так быстро, что в десять часов уже добралась до указанного поля, где, несмотря на темень, разглядела внушительную группу странных и бесформенных белых фигур. Подобравшись ближе, я различила, что они были одеты, словно призраки, в свободные белые мантии с белыми капюшонами, полностью закрывавшими их головы и лица, оставляя лишь узкие прорези для глаз. Помимо того, что они были ужасно похожи на призраков, они также напомнили мне таинственных Братьев милосердия, которых я видела на улицах Италии либо несущими гроб кого-то слишком бедного, чтобы быть похороненным традиционным способом, либо спешащими по какому-то тайному поручению своего ордена. И я была сильно удивлена, когда один итальянец однажды рассказал мне, что большинство этих мужчин принадлежат к величайшим семьям Италии и что секретность их ордена такова, что два друга, играющие в карты в одном клубе и за одним столом, даже не подозревают, что оба являются Братьями милосердия, когда же их вызывают в самый разгар игры для выполнения какого-нибудь долга – к примеру, хоронить мёртвых или помогать больным, – они никогда не представляют, кто их напарники, так как правила ордена запрещают раскрывать словом или знаком свою личность. И вот, глядя на белые силуэты членов клана, я размышляла, а случайно ли эта организация так похожа на итальянский орден и по духу секретности, и по виду облачения?
Поначалу, кроме этой белой толпы, снующей по тёмному полю, смотреть было особо не на что; затем внезапно кое-что стало происходить. Прежде всего, появился эскадрон всадников с горящими факелами в руках и верхом на конях, казавшихся неестественными и измождёнными, поскольку они также были закутаны в белое. Доскакав до окраины поля, всадники остановились, после чего, нарушив строй, распределились гуськом, образовав большой круг, который стал медленно двигаться в одном направлении. При этом отовсюду непрерывно подтягивались новые пешие члены клана, пока мне не стало казаться, что внутри таинственного круга собрались уже многие тысячи участников. Дальше появились автомобили с электрическими крестами, стоявшими вертикально на их капотах, а также аэропланы, невидимые в ночном небе, не считая таких же конструкций на их фюзеляжах. Создавалось сверхъестественное ощущение, что сияющие кресты летают туда-сюда над полем сами по себе. При свете факелов мне стало видно, что внутри магического круга воздвигнуты восемь трибун, а в самом его центре ровно в полночь внезапно вспыхнули, подобно огненной Голгофе, три гигантских деревянных распятия.
"Вперёд, христианские воины", – пело множество белых фигур, и началось таинство их обрядов. Хотя никто меня не заметил, я не осмеливалась подойти к кругу слишком близко и, затаив дыхание, издали следила за каждым движением. Судя по всему, это была церемония посвящения, поскольку в круг ввели большое число облачённых в обычную одежду мужчин, позже проведя их между двумя шеренгами членов клана с одной трибуны на другую, где явно важный представитель руководства общества, похоже, задавал вопросы по очереди каждому из них. Это продолжалось довольно долго, а затем, после того, как все они были подведены к каждой из трибун, им выдали такие же белые балахоны, как у всех остальных, вкупе с деревянными носильными крестами. После ещё ряда шествий и песнопений церемония завершилась. Аэропланы и автомобили исчезли, всадники, погасив свои факелы, ускакали прочь, а огромное полчище адептов Ку-клукс-клана, быстро сбросив ритуальные одеяния, превратилось в тёмную толпу обычных людей. Я же побежала, задыхаясь, обратно домой и попала в свою комнату в три часа ночи, слишком взволнованная, чтобы спать или даже раздеться.
Единственной истинной отрадой, испытываемой мною в те нелёгкие дни, было получение посланий из-за границы, из Лондона и Парижа. Все мои друзья, по-видимому, понимая, как отчаянно одинока я была в Рассвете, писали мне довольно-таки часто. Великая княгиня Ксения, леди Карнок, архиепископ Парижский Евлогий и многие другие отправляли мне длинные эпистолы, информируя обо всех новостях, которые, по их мнению, могли бы меня заинтересовать, и всеми силами стараясь меня подбодрить. Ковылявший дважды в день по Джексон-авеню почтальон – коренастый, приятный паренёк – почти всегда приносил в своей сумке что-то и для меня. Он настолько привык к количеству писем, поступавших мне практически ежедневно, что, когда случались перерывы, очень огорчался, крича встревоженным голосом: "Только представьте, Графиня, сегодня для вас ничего нет!"
Изредка, когда миссис Хиппер уходила вечером в гости, я посещала кинотеатр "Вулф", пытаясь там забыть о своей утомительной жизни за просмотром какой-нибудь захватывающей киноленты. Касаемо серьёзных картин, с ними у меня всё шло хорошо, но когда дело доходило до водевилей, я чувствовала себя совершенно потерянной, поскольку не могла понять быструю речь комиков и потому пропускала каждую шутку. И неважно, насколько внимательной я была и как сильно напрягала слух и мозг, – мне приходилось сидеть в мрачном замешательстве, в то время как зал сотрясался от хохота. Даже титры в комедиях приводили меня в ступор, и я с тревогой пыталась понять, в чём юмор, часто с треском проваливаясь в этих попытках. И вот однажды, когда на экране мелькала "реклама" и мне показалось, что я увидела нечто забавное, я прыснула от смеха, чтобы показать аудитории, что я поняла суть
