Кодовое имя – Верити - Элизабет Вейн
Мэдди села в долине реки Ди перед самым закатом. Но заката как такового не было; просто серые сумерки становились синими, и ей предстояло либо провести ночь в унылой и неуютной спальне на несколько коек в служебном общежитии, либо найти пансион в Абердине. Был еще вариант трястись полночи в неотапливаемом темном поезде и вернуться в Манчестер примерно к двум часам. Не желая иметь дело ни со спартанскими условиями общежития при аэропорте, ни с хмурой хозяйкой пансиона, которая наверняка откажется получить в уплату за ужин продуктовую карточку, Мэдди сделала выбор в пользу поезда.
Она добралась до железнодорожной станции. Там не было ни единой карты с маршрутами, зато имелась табличка вполне в стиле «Алисы в Стране чудес»: «Если вы знаете, где находитесь, пожалуйста, сообщите остальным». Свет в зале ожидания не горел, чтобы его не засекли снаружи, когда дверь открывается. В клетушке кассира тускло светила настольная лампа.
Мэдди немного подтянулась. О девушках из ВСВТ много писали в газетах, и от них ожидалось, что они будут соответствовать определенным стандартам аккуратности. Однако Мэдди давно обнаружила, что люди не всегда опознают ее темно-синюю униформу с золотыми крылышками пилота ВСВТ, зачастую просто не понимая, что означает эмблема. К тому же Шотландия была для нее такой же чужой землей, как Франция.
– Скоро должен прийти какой-нибудь поезд? – спросила Мэдди.
– Ага, должен, – подтвердил кассир, такой же загадочный, как табличка на платформе.
– Когда?
– Через десять минут. Ага, через десять.
– До Абердина?
– Ну нет, не до Абердина. Следующий поезд идет по железнодорожной ветке на Касл-Крейг.
Для простоты я перевела речь продавца билетов с абердинского дорического диалекта. Мэдди, которая не слишком-то в нем разбиралась, не была уверена, что правильно расслышала, и переспросила:
– В смысле, Крейг-Касл?
– Касл-Крейг, – лаконично выдало это пугало с железной дороги. – Билет в один конец до Касл-Крейг, мисс?
– Нет-нет! – здраво ответила Мэдди, а потом, поддавшись чистейшему безумию, которое, без сомнения, было вызвано одиночеством, голодом и усталостью, добавила: – Не в один конец, мне нужно вернуться. Туда и обратно, пожалуйста. В Касл-Крейг, туда и обратно, третий класс.
А полчаса спустя Мэдди уже думала: «Ох, что же я наделала!», когда прибывший к станции допотопный и холодный, как ледник, состав из двух вагончиков покачнулся, вздрогнул и пополз мимо неразличимых в полной темноте анонимных платформ, унося девушку вдоль подножия холмов все дальше и дальше в глубь Шотландского нагорья.
Купе слабо освещала синяя лампочка над головой. Вагон не отапливался. Других пассажиров в купе Мэдди не было.
– Когда ближайший поезд обратно? – спросила она кондуктора.
– Последний – через два часа.
– А перед ним еще какой-то есть?
– Последний – через два часа, – повторил кондуктор; никакой пользы в его ответе не было.
(Некоторые из нас до сих пор не простили англичанам сражение при Каллодене в 1746 году, последнюю битву на британской земле. Только представьте себе, как мы через двести лет будем говорить про Адольфа Гитлера.)
Мэдди сошла с поезда на платформе Касл-Крейг. У нее не было багажа, кроме противогаза и летной сумки: там лежала юбка, которую предполагалось надевать между полетами и переодеться в которую не было возможности, карты, пометки для перелетов и круглая логарифмическая линейка, чтобы рассчитывать скорость ветра. А еще зубная щетка и плитка шоколада весом в две унции, прихваченная в последний рейс. Мэдди помнила, как чуть не разревелась от зависти, когда Димпна рассказывала о своей вынужденной ночевке в «фокс-моте», во время которой она чуть не замерзла насмерть. Интересно, подумалось Мэдди, не суждено ли ей самой замерзнуть насмерть, прежде чем поезд, из которого она только что вышла, через два часа двинется в обратный путь.
Тут, думаю, следует напомнить, что моя семья уже давно принадлежит к высшим эшелонам британской аристократии. А Мэдди, как вы, наверное, не забыли, – внучка торговца-иммигранта. В мирное время мы с ней никогда бы не встретились. Никогда и ни за что, разве что я решила бы купить мотоцикл в Стокпорте – тогда, возможно, Мэдди меня обслужила бы. Но не будь она таким потрясающим диспетчером и не заслужи стремительное повышение, мы бы и в войну не подружились, ведь британские офицеры не общаются с нижними чинами.
(Ни на минуту не верю, что мы могли не стать подругами: может, какая-нибудь неразорвавшаяся бомба все-таки сработала бы, отбросив нас обеих в одну и ту же воронку, или сам Бог решил бы столкнуть нас лбами во вспышке зеленого света. Но такое все же крайне маловероятно.)
В любом случае растущие сомнения Мэдди относительно конкретно этой непродуманной поездки по железной дороге по большей части основывались на уверенности, что ни в коем случае нельзя просто постучаться в двери замка лэрда, чтобы попросить о ночлеге или хотя бы о чашке чая в ожидании обратного поезда. Ведь она была всего лишь Мэдди Бродатт, и среди ее предков не числились Мария Стюарт или Макбет.
Однако она не принимала во внимание боевые действия. Я слышала очень от многих, что война сглаживает британское классовое неравенство. «Сглаживает», пожалуй, слишком сильное слово, но она действительно отчасти нас перемешала.
Мэдди была единственным пассажиром, вышедшим в Касл-Крейге, и после того, как она минут пять простояла в нерешительности на платформе, начальник станции вышел поприветствовать ее лично.
– Вы знакомая молодого Джейми из большого дома, не так ли? – с густым акцентом спросил он.
Целое мгновение Мэдди пребывала в таком изумлении, что ничего не могла ответить.
– Он будет рад благовоспитанной гостье, несомненно рад, раз уж остался в замке один на один с юными шалопаями из Глазго.
– Один на один? – хрипло выдавила Мэдди.
– О да, леди отлучилась на три дня в Абердин по делам Женской добровольческой службы, собирать посылки с носками и сигаретами для наших парней, которые воюют в пустыне. Дома только молодой Джейми с эвакуированными. Восемь душ, которые леди приютила, самого последнего разбора мальцы, никто больше их не хотел, эдаких мелких грязнуль со вшами и сопливыми носами. Их отцы все время на работе, в море, а они дни и ночи сидели под бомбами, не выходя из съемных квартирок. Леди сказала, что вырастила шестерых детей, из которых пятеро – мальчики, пусть будет еще восемь, невелика разница. Но потом уехала и оставила молодого Джейми заваривать им чай своими изуродованными руками…
Мэдди воспарила душой при мысли о том, чтобы помочь Джейми готовить чай для восьми маленьких беженцев из Глазго.
– Туда можно дойти?
– О да, полмили по дороге
