История с продолжением - Патти Каллахан
– Да, и он действительно гордится мной. – Когда мне позвонили, отец расплакался и обнял меня так крепко, что стало больно. Я продолжила: – Винни тоже. Она думает, что я привезу домой приз. Придется объяснить, что награда – это всего лишь монета.
– Как насчет… – Марго закусила нижнюю губу.
– Ната? – перебила я. – Все нормально, я не против поговорить о нем. Он очень рад за меня.
Это была правда. Мой бывший муж не был плохим человеком, просто любил игру больше, чем нас. Но даже здесь я слегка кривлю душой, потому что, если честно, у меня нет сомнений, что нас он любил больше. Но его порывы или пристрастия влекли его в другую сторону. В результате мы потеряли дом, и это привело меня к адвокату по разводам, у которого не так много работы в нашем консервативном городишке. А следуя этой дорогой дальше, я оказалась в доме моего детства.
«Одно вытекает из другого» – так гласит пословица.
Марго постучала ногтями одной руки о ногти другой – имелась у нее такая нервная привычка, от которой страдал розовый лак.
– Помнится, ты делала маленькие рисунки на полях всех тетрадок. У тебя всегда был талант, это заслуженная награда.
По реке шла устричная лодка; с обоих ее бортов свисали, как занавески, сети, а чайки и крачки, хохоча, описывали похожие на танцевальные па петли в надежде на поживу. Внезапно настроение у Марго переменилось.
– Клара, как думаешь, есть поступки, которые нам предрешено совершить? Существует такое понятие, как судьба?
– Судьба. Большое слово, тебе не кажется?
– Да. – Она встретилась со мной взглядом.
– Судьба. Предначертание. Мы сами их творим.
Соленый ветер дул с бухты, шевеля волосы, и у меня возникло очень странное ощущение, что эти слова произнесла когда-то моя мать. Что это она говорит моими устами. От этой мысли стало одновременно тепло и зябко.
– Я верю, что есть вещи, которые нам предначертано совершить. Не спрашивай, кем предначертано, потому что у меня нет ответа. Но мне кажется, в нас заложено много разных судеб и мы не можем осуществить сразу все. Выбор за нами.
– Много судеб, – проговорила Марго. – Мы выбираем. Мне нравится.
– И да, быть может, искусство – одна из моих.
Она черкала по бумаге, а я тем временем читала перевернутые слова: «много судеб».
– Нужно что-то еще? – спросила я. – Винни придет с минуты на минуту.
Мои уши уже настроились ловить шум подъезжающего школьного автобуса, звуки шагов дочери, бегущей через дом с криком: «Мама!»
Марго захлопнула блокнот и расслабилась, откинувшись на спинку стула.
– Я так горжусь тобой, Клара. Честное слово.
– Спасибо. Это для меня очень важно. Если что-то еще понадобится, ты знаешь, где меня найти.
– Моя благодарность. И поздравления.
Когда она ушла, я осталась на улице, поджидая Винни. Я уже приготовила для нее сэндвич с арахисовым маслом и медом и сухарики – закуску, которую мы захватим на борт старенького папиного катера. Таков был наш каждодневный ритуал, когда погода позволяла. До возращения отца мы забросим сеть для ловли маленьких серебристых рыбок и будем любоваться клонящимся к закату солнцем.
Тем не менее мысли о Винни не могли заглушить вопрос, заданный Марго. Он так и зудел внутри. Ты занялась иллюстрацией, потому что твоя мать написала популярную детскую книгу? Это бесило меня. Просто бесило. И все же, может, так оно и есть на самом деле?
Глава 3
Чарли Джеймсон
Сент-Джеймс-сквер, Лондон
Ноябрьский вечер выдался колюче-холодным и промозглым, но в отцовской библиотеке, среди книг, Чарли было тепло. Комната словно хранила дух человека, которым был когда-то отец для мира и для Чарли.
С похорон отца прошло три недели. Сегодня Чарли впервые вошел в отцовскую библиотеку, не постучав и не услышав ворчливое, но дружелюбное: «Присоединяйся, сынок».
В семь вечера в лондонском доме было темно, Чарли остался один. За окнами мерцали на Сент-Джеймс-сквер уличные фонари; в расположенной на третьем этаже библиотеке было тихо, как в том склепе, где погребли Каллума Джеймсона.
Чарли достаточно долго оттягивал этот миг.
Сегодня вечером он пропустил выступление «Парней», впервые за восемь лет. Но участники кельтского ансамбля отнеслись к этому с пониманием: его заверили, похлопывая по спине, что уж как-нибудь один вечерок без него обойдутся.
Чарли зажег все лампы в библиотеке и вдохнул пропитавший комнату слабый запах древесного дыма. В кирпичном камине, облицованном гранитом из каменоломен родного для матери Озерного края, на решетке скопился под обгоревшими поленьями пепел. Джеймсоны принадлежали к счастливчикам, до сих пор использовавшим настоящие дрова, в то время как большая часть лондонцев маялась с вонючим дешевым углем, дающим больше дыма, чем тепла. Скопившимся под решеткой остаткам было уже три недели – то была память о мгновении, когда отец схватился за грудь и посмотрел на сына.
– Эй, что за дела? – воскликнул он. – Сдается, у меня сердечный приступ. Подойди, Чарли.
Так он произнес последние свои слова, одной рукой держась за грудь, другую вытянув вперед. «Подойди, Чарли».
Каллум Джеймсон отметил пятьдесят шестой день рождения большой вечеринкой в этом самом доме всего четыре месяца назад. Слишком рано покинул он двух сыновей-близнецов, Арчи и Чарли, и их мать Пиппу.
Указания были ясными: семейную финансовую компанию наследуют оба сына. Арчи возглавит инвестиционную фирму, основанную в 1690 году, собранную по песчинке семейством матери Берроу и обращенную в монолит успеха ее супругом-ирландцем. Чарли предстояло оставаться в «Берроу холдинг» под верховенством брата, продолжать карьеру музыканта и заботиться о содержании дома в деревне.
Помимо этого отец поручил Чарли сохранить и каталогизировать его обширную библиотеку здесь, в Лондоне.
Чарли вполне понимал завет продолжать музыкальную карьеру: кельтский барабан, на котором он играл, был последним напоминанием об ирландском происхождении Каллумов. Отец играл на обтянутом кожей теленка инструменте и старался приобщить к этому искусству обоих сыновей. Толк вышел только из Чарли.
У папы не осталось прямых родственников по родовой линии, только троюродная сестра. Мать, отец и родной брат Каллума погибли во время ирландского восстания 1916 года в Дублине. Самому Каллуму было тогда двадцать; он жил в Америке, изучал математику.
Арчи, Чарли и Пиппа были его семьей. И эта вот библиотека – да, ее он определенно любил не меньше, чем других близких.
Пока Чарли сидел за отцовским столом из красного дерева в библиотеке, а мать оплакивала утрату в их сельском доме, Арчи вникал в бумажную работу в лондонском офисе компании.
