Дорогие мои москвичи - Александр Николаевич Посохов

— Иди, я сказал. Пока тапком по лысине не надавал.

Обман за обман

В кабинет заведующего хирургическим отделением одной из столичных больниц вошла очень красивая женщина лет сорока.

— Здравствуйте, — обратилась она к хозяину кабинета. — Я по поводу отца, вас предупредить должны были.

— Присаживайтесь, — ответил на приветствие доктор, не отрывая лысой головы от карты больного. — Слушаю.

— Что у него?

— Рак прямой кишки.

— О, господи, — с испугом произнесла женщина и тяжело опустилась на стул.

— Но, может, ещё только начало?

— Нет, у вашего отца последняя стадия онкологии, это приговор.

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Можно, — уверенно заявил доктор. — Но для того, чтобы вытащить его оттуда, нужны дорогие приспособления, которые есть только в Израиле.

— Кого его?

— Рака, — всё также, не поднимая головы и сверкая лысиной, ответил доктор. — Образно говоря, клешни его надо оторвать от здоровых тканей. А как он вообще залез туда, я не знаю.

— Понятно, — дрожащим голосом вымолвила родственница приговорённого. — И сколько стоят эти приспособления?

— Миллион.

— Долларов?

— Ну не шекелей же.

— У меня нет таких денег, даже рублей, — обречённо призналась женщина.

— А должны быть, — суровым тоном возразил доктор, подняв, наконец, голову. — У тебя ведь муж из князей вроде.

Чуть опешив, посетительница взглянула внимательно на доктора и воскликнула с удивлением:

— Лёвка, ты что ли! А мне и в голову не пришло, что это ты, фамилия-то у тебя самая обычная, русская.

— Я это, я. А это мы с тобой, жених и невеста двадцатилетней давности. Я твоего отца сразу узнал. Читаю, такой-то такой, майор в отставке. А сейчас вот и ты сама явилась. Из Тбилиси?

— Оттуда. И никакая я не княгиня, сказки всё это. Работаю просто художником по керамике. Я же в Строгановке училась, если помнишь. А ты, вижу, в отличие от меня институт свой окончил.

— Я всё помню, Таня, — с явным осуждением в голосе произнёс Лёвка. — Помню, как ты в загсе тайком от меня побывала и отказалась от нашей регистрации. Помню, как ты упорно не давала до свадьбы переспать с тобой, а я так хотел этого. Помню, как ты говорила, что девочка ещё, а сама беременной была уже от своего грузина. Обманывала ты меня по-чёрному. Зачем?

— Честно?

— Честно.

— Боялась, что он сбежит и не женится на мне.

— А я, значит, на всякий случай был?

— Ну, типа того.

— Тогда и я скажу тебе честно. Положение отца твоего критическое, рак буквально дожирает его. Без специальных импортных приспособлений не обойтись. Кроме того, во всей стране только я умею пользоваться этими приспособлениями.

— И что же делать?

— Я не князь, Таня, зато еврей, — гордо продекламировал Лёвка. — У меня в Израиле филиал частный, и я могу всё достать. Операция предстоит чрезвычайно сложная. Сам буду делать. Чудес, говорят, не бывает, но ради тебя я совершу такое чудо. Отец твой выйдет из больницы, как новенький, своими ногами. А расплатишься ты за мою доброту следующим образом. Сегодня же предоставишь мне то, чего я так хотел получить от тебя когда-то. Согласна?

Минуту-другую бывшая невеста будущего хирурга помолчала, помолчала и согласилась.

Расплата получилась длинной, на всю ночь, медицинско-художественной, так сказать. Главное, что она доставила обоим изысканное удовольствие. Особенно, должнице, похоже. Иначе, отчего она поутру, прощаясь, перед самым уходом, так долго не могла отлипнуть от кредитора и даже уронила ему на лысину несколько слезинок.

А что с её отцом? Да ничего страшного. У него действительно была последняя стадия так называемого генеральского…  геморроя, на все четыре стороны по кругу. На все четыре стороны и ушёл из больницы своими ногами его обладатель после самой обычной плановой операции, сделанной рядовым хирургом.

Кошмар

Заболел я вечером. Вначале температура была небольшая, а ночью уже тридцать девять и девять. И вот чудится мне в лихорадочном помрачении, будто я на заседании Думы выступаю. Всё плохое обличил, всех негодяев уличил. Всем досталось, и богатым за жадность и чиновникам за коррупцию. А в конце как закричу: "Уходите!". В ответ же все депутаты повскакивали с мест и заорали: "Не уйдём!" Господи, подумал я, чего только не примерещится с такой высокой температурой. Прекрасно живём ведь, особенно от Москвы подальше.

А рано утром звонит мне сестра с Урала и давай жаловаться, какая пенсия маленькая, как цены на всё выросли, к врачу не попадёшь. За квартиру, говорит, заплатишь и можешь зубья на полку складывать. А я человек старый, зубов у меня вообще нет. Иногда спросонья забываю протезы вставить, так и хожу с проваленным ртом до обеда. Так вот я и говорю ей, что болею, не могу много разговаривать. А она, я тебя вылечу. Возьми, говорит, побольше пасты и подольше почисти зубья. Я растерялся и спрашиваю, чего почистить? Кошмар!

Пушкин и водка

На покосившейся от времени скамейке в глухом местечке Измайловского парка — двое, обоим лет по сорок пять или чуть больше. Между ними отпитая наполовину бутылка водки и открытая банка маринованных огурцов. Под ногами красный полиэтиленовый пакет.

— Я вообще уже ничего не понимаю, Яша, — сказал один, показывая на водку. — Вот стоит она здесь, и я понимаю, зачем. А зачем всё, что происходит вокруг, не понимаю. Может, ты объяснишь, ты же гуманитарий. Это я технарь.

— Да я тоже ума не приложу, Миша, — вертя в руке бумажный стаканчик, сказал другой. — Я вот тебя о чём спросить хочу. Но давай сперва выпьем ещё.

Выпили, огурчиками похрустели.

— Так вот, — продолжил Яша. — У тебя страна есть?

— Есть, — уверенно ответил Миша. — Во всяком случае, раньше была.

— Вот именно, — явно хмелея уже, подтвердил Яша. — Когда тебя дурят на каждом шагу, разные вопросы в голову лезут.

— Конечно, — согласился Миша, тоже уже слегка захмелевший. — Я тут в банк пошёл за квартиру платить. Так с меня ещё и комиссию взяли. Представляешь, я отдаю деньги, а с меня ещё сверху берут. За что?

— Я тебе больше скажу. Разливай последнее. Когда были монархи, тогда были и подданные. А сейчас время другое, и мы с тобой хоть и поддатые, но не подданные.

— Ты, как всегда, прав, Яша. Вот скажут завтра,