Украденное детство - Марина Викторовна Линник
– Так они… выжили? – не поверив своему счастью, допытывалась я, боясь услышать правду.
– Конечно, – утвердительно кивнул в ответ дядя Вася. – Только сегодня видел их.
– Они сейчас дома? – задыхаясь от волнения, осведомилась я.
– Беги, дочка, – ответил дворник, похлопав меня по плечу. – Беги, родная!
Не помня себя от радости, я взлетела на пятый этаж в одно мгновение. Позвонив в дверь, я замерла, с трудом переводя дыхание.
– Кто там? – услышала я за дверью родной голос.
– Я, – еле выдавила я из себя.
Комок в горле не давал мне нормально говорить.
– Кто я?
– Бабуля, ваша внучка вернулась, – едва сдерживая слезы, молвила я.
За дверью послышалось восклицание, и через секунду щелкнул замок и открылась дверь. На пороге стояла моя дорогая, сильно исхудавшая, но все такая же любимая бабушка.
– Лизонька, моя дорогая девочка, – прошептала она и тихо заплакала.
Я кинулась к ней на шею и тоже заревела. Так мы и стояли в коридоре, обнявшись, до тех пор, пока на пороге комнаты не показался дедушка. Увидев меня, он замер на месте. Я поглядела на старика заплаканными от радости глазами и тихо произнесла:
– Деда, прости меня.
Внезапно дедуля упал на колени и по его морщинистому лицу потекли слезы. Я испуганно смотрела на него некоторое время, не зная, как поступить. Потом, отстранившись от бабушки, бросилась к нему.
– Деда, миленький, встань. Ну, пожалуйста!
– Родная! Родная наша. Наша спасительница! – все повторял и повторял он, продолжая стоять на коленях.
Я с удивлением переводила взгляд с него на бабулю.
– Я что-то не понимаю. Объясните, пожалуйста, что тут происходит.
– А ты не знаешь? – глянув на меня, спросила бабушка, утирая платочком слезы.
– Н-нет.
– Никита, пойдем в комнату, расскажем нашей спасительнице… точнее, покажем. А может, она сама нам обо всем поведает?
Не понимая, о чем идет речь, я в полном недоумении проследовала в комнату за моими родными. Усадив меня, бабуля начала свой рассказ. Ее повествование порой прерывал дедушка, продолжавший крепко обнимать меня.
– После твоего отъезда город изменился. Изменился и народ. Все теперь интересовались исключительно сводками с фронта. Люди до последнего не верили во всю серьезность сложившегося положения. Поэтому многие и не хотели эвакуироваться, надеясь на то, что не сегодня-завтра враг будет разбит и родные вернутся домой.
– Почему вы не уехали?
– Наверно, поэтому же, – ответил дедушка. – Не хотели, чтобы ты вернулась в пустую квартиру. А после восьмого сентября сорок первого было уже поздно. В тот день немцы разбомбили Бадаевские продовольственные склады…
– Да-да, – подтвердила бабушка, тяжело вздохнув. – Я помню тот день. Нами всеми овладел панический страх, потому что мы уже понимали, что обречены на голодную смерть.
– Бедные вы мои, бедные.
– Ситуация ухудшилась к зиме. Морозы достигали сорока градусов. Не было ни дров, ни угля, ни электричества. За водой ходили на Неву. По пути очень часто попадались истощенные люди, которые падали и умирали. Трупы убирать было некому. Так они и пролежали до весны. Ты не представляешь, внучка, как было страшно смотреть на замершие бездыханные тела и осознавать, что на их месте можешь оказаться и ты. Покойники лежали повсюду: на улице, возле проруби, во дворе, в подъезде. Получали-то по сто двадцать пять граммов хлеба. Да и хлебом его трудно было назвать: больше примесей, чем муки. Но мы и этому были рады. Умирали ведь дома целыми семьями, целыми квартирами. Было настолько холодно, что трупы не разлагались. Так и продолжали лежать в ожидании, когда их заберут и отвезут в Московский район на кирпичный завод.
– Зачем?
– Чтоб сжечь, внучка, – дрогнувшим голосом ответил дедуля.
– А наши соседи? – задала я вопрос, покосившись на дверь. – Они… тоже… умерли?
– Наши соседи уехали в самом начале войны к родным в Краснодар. Доехали иль нет, не знаю.
– Как же вы выжили?
– Как выжили? Вначале покупали столярный клей в плитках, из которого варили студень. Для вкуса добавляли перец и лавровый лист. А однажды деду повезло. Пришел пациент с острой зубной болью. Твой дедушка помог ему, так тот в знак благодарности принес пачку дрожжей. Я тогда подивилась: зачем, говорю, дурень старый, ты принес ее, муки все равно нет. Так тот пациент рассказал об отличном супе из дрожжей. Запах в квартире стоял такой, ты не представляешь! Словно грибной суп ешь. Мы эти дрожжи на целый месяц растянули. А потом начался голод. Съедено было все: и кожаные ремни, и подметки. На Обводном канале была барахолка. Она и сейчас там есть, хотя теперь туда ходят и не так часто. Пришлось несколько вещичек ценных снести туда и отдать за батон хлеба. Что было делать?.. Так что, внученька, осталась ты без наследства.
– Ничего, как-нибудь проживу, – улыбнувшись, ответила я. – Главное, что вы живы и здоровы, а все остальное не важно.
– Да если бы не ты, внученька, то мы вряд ли пережили бы те страшные дни, – прижав меня к себе покрепче, добавил дедуля.
– Я? О чем ты? Ничего не понимаю.
– Сейчас поймешь, – рассмеялась бабушка и продолжила: – Однажды дед вместе с буханкой принес еще и дрова. Ты не представляешь, как я обрадовалась. Стулья и скамейки-то давно уже сгорели в печи. Растопив нашу спасительницу, мы вдруг почувствовали запах хлеба. Дед заладил: «Пахнет хлебом, да пахнет хлебом». – «Естественно, пахнет, ты же принес его». – «Да не то совсем, я уже нюхал. Пахнет там хлебом, который пекли еще до войны». – «Ты, старый, совсем от голода умом тронулся, – говорю я ему. – Откуда он может здесь взяться?» – «Ищи!» – только и ответил твой дед. Мы облазили все. Пахнет, и все тут. А ты же знаешь, что печка отапливает и эту комнату, и твою?
– Да-да, – подтвердила я, уже начиная догадываться, о чем идет речь.
– Так вот, – продолжил дедушка, – в нише между стеной и печкой мы обнаружили…
– Я знаю, – опустив голову, ответила я.
– Знаешь? – окинув меня взглядом, поинтересовалась бабушка.
Да, я знала, что обнаружили мои родные… хлебные корочки. Дело в том, что еще с раннего детства я очень любила лишь мякиш, а корочки отдавала родителям. Когда они умерли, а я переехала жить к бабушке с дедушкой, то я, чтобы их не злить и не расстраивать, продолжала тихонечко складывать
