Дар рыбака - Джулия Р. Келли

Дороти не отрываясь смотрит на миссис Браун, но та не поднимает глаз. Завернув масло ловким движением пальцев, она переходит к сыру и заносит над головкой проволоку. Дороти открывает было рот и хочет что-то сказать, но не решается.

– Досюда? – Миссис Браун опускает проволоку, а затем передвигает ее, обозначая кусок покрупнее. – Или досюда?

Дороти жестом просит кусочек поменьше. А затем берет себя в руки.

– Ветчины не нужно, спасибо, – еле слышно отвечает она.

Дороти осознает, что над ней насмехаются.

Когда же миссис Браун наконец-то поднимает глаза, взгляд у нее становится безучастный, а голос спокойный, будто говорит она о чем-то совершенно обыденном.

– Имейте в виду – вы не единственная, кто претендует на Джозефа.

Из Дороти как будто вышибли весь дух. Она оставляет пару монет на прилавке, и руки у нее слегка дрожат. Дороти натужно вскидывает брови, будто ей невдомек, с какой это стати миссис Браун решила поделиться с ней подобными сплетнями.

И с отвращением слышит придыхание в собственном голосе:

– Пришлите, пожалуйста, покупки с рассыльным.

Выйдя из лавки, она резко затворяет за собой дверь, и ей вслед позвякивает дверной колокольчик.

Дороти благодарна уже за то, что на сей раз их некому было подслушать.

Ее настолько ослепляет пережитое унижение, что она чуть не налетает на Агнес в кругу все тех же подружек. Они шушукаются, но при виде Дороти разом умолкают. Агнес искоса смотрит на Дороти, будто окидывая ее взглядом с головы до ног, но тут же поворачивается к ней спиной и обращается к подружкам, подталкивая одну из них в бок локтем.

– Мама говорит, недолго ждать осталось. Его уже и спрашивать, считай, не надо. И так все время ходит к нам в домик.

Дороти невольно все это слышит, ведь так и было задумано.

– Мама говорит, Джозеф составит мне достойную партию, и я, кажется, знаю, как составить достойную партию ему.

Остальные, ахнув, стыдливо оглядываются, в то время как Агнес заливается смехом.

Дороти поспешно устремляется с корзинкой домой, но перед глазами у нее стоит хохочущий рот Агнес, ее пристальный взгляд, сконфуженные лица остальных. Во взгляде их читается жалость, точь-в-точь как у девчонок из школы; так вот зачем к ней подходила Джини, вот откуда враждебное отношение Агнес у церковных ворот.

И хотя ей удается выйти из положения с поднятой головой, в глубине души она умирает со стыда за собственную глупость. И все ее мысли занимает лишь одно: ни за что, ни в коем случае не выдать Джозефу – ни сейчас, ни потом – всю глубину своего заблуждения.

Добравшись до дома, Дороти едва может дышать от стыда. Она поднимается в свою комнату, снимает платье и переодевается. И когда в дверь стучится Джозеф, она уже наглухо затянута в шаль, а волосы зализаны в строгий пучок. Она поднимает на него глаза, но улыбку оставляет без ответа и отходит в сторону, пропуская Джозефа в дом, не говоря притом ни слова, – только убеждается, что ее холодный прием не остался без внимания. Едва заметив его потрясенный взгляд, Дороти выходит под летний порывистый ветер.

И так между ними возникает новый негласный порядок. Она уходит, не дождавшись Джозефа, и спускается на Отмель. Недавно она обзавелась плотными, носкими ботинками и слегка укоротила платье на случай дождливой погоды и теперь прогуливается вдоль побережья на ветру, что сдувает белую пену с гребней волн и несет с собой солоноватый запах рыбы и водорослей. Она не заговаривает с рыбаками и не приближается к лодкам, а садится на камни на краю пляжа и наблюдает за птицами и бегом волн, смотрит, как работящие девушки входят и выходят с рыбного рынка чуть выше по холму, с дальнего конца Отмели, а их щебет и смех обрывками подхватывает легкий ветерок.

О чем она только думала? Я не для того воспитывала дочь, чтобы ей вскружил голову первый встречный любезник. Одно воспоминание о том, как она выряжалась в нарядное синее платье, запасалась для него вкусным хлебом и сыром, даже распускала волосы, – не дает ей покоя. Да еще поцелуй. Она закрывает глаза. До какой же степени он проникся к ней жалостью. Ведь если подумать, он всего лишь чинит окна в домике по просьбе настоятеля. Дороти знает, что другие женщины сочли ее чопорной, и они не ошиблись. А она по глупости вообразила, будто может быть иначе.

Она принуждает себя вспомнить Агнес, вообразить себе их вместе, на прогулке по пляжу либо наедине у Джини на кухне: она заваривает чай и ждет, пока тот настоится, на столе две чашки, может, даже торт, они непринужденно беседуют, и она наверняка умеет его рассмешить, не стесняясь в его обществе из чувства близости, рожденного давней привязанностью. Он даже упоминал имя Агнес в тот самый день, когда они стояли под дождем на вершине холма. Большим и указательным пальцами она защипывает и выкручивает кожу на руке. Как же она обманывалась.

И вот приходит день, когда она возвращается в дом, а окна уже зашпаклеваны и законопачены, дело сделано, все рамы плотно заколочены, как раз к наступлению холодов, и осенний ветер теперь не сквозит, лишь иногда подхватывает палые листья, пожухлые и ссохшиеся, и швыряет их о стылое стекло.

Джозеф

Джозеф ничего не понимает. В чем он провинился? В первый раз, когда она открыла ему дверь после прогулки под дождем, ее холодная учтивость здорово его подкосила. В следующую субботу на двери висела записка, гласившая «Не заперто», и он работал без нее, ежеминутно подстерегая звук ее шагов. Затем он пришел раньше времени, лишь бы застать ее – в надежде, что она откроет ему дверь в своем синем платье, с распущенными мягкими волосами, вот только Дороти уже ушла, и он даже видел своими глазами, как она поспешно спускается к Отмели.

Может, он неверно все истолковал. Джозеф оглядывает собственные руки, шершавые и загрубелые. На лодке, несмотря на все старания держать ее в чистоте, все время остается запах суточного улова, заросшей морскими желудями обшивки, помета приморских птиц. А еще тот случай с бакланом и ее оторопелый, перепуганный вид.

Джозеф принимается до мелочей перебирать все те минуты, что им довелось провести вместе: как она изменилась в лице, выложив из корзины чай; неужели она согласилась пойти лишь потому, что не умела отказать? На память приходит ее инстинктивный ответ: «А как же окна?» Почему он не заметил