Амур. Лицом к лицу. Выше неба не будешь - Станислав Петрович Федотов
– Но я добьюсь своего, она будет моей женой! – безапелляционно заявил генерал Цзян.
– Любовь – это купание, нужно либо нырять с головой, либо вообще не лезть в воду, – глубокомысленно заметил Чаншунь. – Я привожу суждение Кун-цзы, но и сам пережил что-то подобное, когда встретил Цзинь.
Ужин приготовили две приглашённые женщины – в лучших традициях гуандунской кухни. На столе красовалось блюдо с пирожками баоцзы в качестве лёгкой закуски дяньсин. Пирожки готовились на пару с различной начинкой – со свининой, овощами, креветками; были и сладкие – с фасолевой пастой. Блинчики с начинкой из проростков фасоли и грибами – чуньцзюань – соседствовали со свининой в кисло-сладком соусе – дунбо, а «гвоздём» застолья была «курица нищего» – целая птица, зажаренная в глине.
– А почему «курица нищего»? – спросил северянин Чаншунь южанина Чжунчжена, и тот рассказал ему легенду про голодного нищего, который украл курицу, но, не имея ни кухонных принадлежностей, ни поварских навыков, обмазал птицу прямо в перьях глиной и зажарил на костре. Перья и шкурка снялись вместе с глиной, а под ними оказалось восхитительное мясо. Люди узнали про это и сами стали так готовить.
Товарищи выпили мао-тай – пшенично-просяной водки, закусили пирожками и перешли на пицзю (пиво). Оба предпочитали «Циндао» – отменный напиток из провинции Шаньдун.
– Пойдёшь ко мне в оперативное управление? – спросил Цзян.
Дэ подумал, потом покачал головой:
– Какой из меня штабист?! Я – полевой командир. Готов командовать хоть ротой, хоть батальоном, на полк не замахиваюсь.
– Ты же командовал полком.
– То были ополченцы. Армия – другой уровень.
– Не хватает нам образованных офицеров, а без них и армия – не армия. Вон у бэйянцев три училища, что ни год – пополнение.
– У меня тоже образование, – усмехнулся Чаншунь. – Трактат Сунь-цзы «Искусство войны», которому две тысячи лет. Если не больше.
– Ты напрасно смеёшься, – сердито сказал Чжунчжен. – За эти годы изменились инструменты войны, а методы остались прежними. В первых же строчках Сунь-цзы говорит: «Война – это великое дело государства, основа жизни и смерти, Путь к выживанию или гибели». Если, прочитав трактат, ты этого не понял…
– Да понял я, понял, – перебил Чаншунь. – Просто хотел сказать: трактат – это теория, а чтобы стать кадровым военным – нужна практика.
– Если мы хотим объединить Китай, практики будет много. Ты, наверное, читал про Великую Французскую революцию – сколько там было революционных войн! Есть чему поучиться! – Чжунчжен поднял миниатюрную стопочку с водкой. – Да здравствует великая Франция!
Чаншунь выпил, но возразил:
– А зачем так далеко ходить? Близкий сосед – Россия. Почти, как у нас: в каждой провинции своё правительство, и все воюют.
– Но не между собой, а против большевиков.
– Бывает, и между собой. Ну, когда мы начнём объединять Поднебесную, наши все будут против нас.
– Я бы поехал в Россию – для практики, – усмехнулся Чжунчжен, – да вот не знаю русского языка. Ты говорил, что жена твоя знает. Кстати, как вы уживаетесь? Она же вроде как марксистка.
– Да, убеждённая. И поговаривает, что китайские марксисты хотят объединиться в партию. Коммунистическую.
– Не было печали! – Чжунчжен снова наполнил стопочки. – Ох, чувствую: доставят они Гоминьдану хлопот. А Сунь Ятсен намерен с ними сотрудничать. Он с русскими переписывается, с главным у них – Лениным. Одно радует: он категорически против диктатуры. Любой – хоть буржуазной, хоть рабоче-крестьянской. Он – за демократию и именно под этим лозунгом собирается объединить Китай.
– А что? Лозунг хороший – заметил Чаншунь, – для теории. Однако на практике без диктатуры, к сожалению, не обойтись. Сам же только что цитировал Сунь-цзы, что война – великое дело государства. Война – это единоначалие, а единоначалие – это диктатура. Кстати, Сунь Ятсен на словах против диктатуры, а на деле, когда основывал Китайскую революционную партию, требовал, чтобы члены партии присягали лично ему.
– Поэтому многие соратники тогда отвернулись от него, и он понял, что не прав.
– С личной присягой, конечно, перебор, но диктатура нужна. Без неё не построишь армию, а без армии не объединишь Китай. У русских таким диктатором стал Троцкий. Потому и побеждает их Красная Армия.
– Если понадобится… – Чжунчжэнь запнулся, словно хотел задержать слова, готовые сорваться с языка, но, подумав, всё-таки закончил: – Ради объединения страны я готов стать диктатором.
14
Табличка на двери квартиры оставалась прежней – «Инженеръ Василий Ваграновъ».
Сяосун звонить не стал – ключи у него всегда были с собой.
В прихожей горел свет. Цзинь должна быть на работе, Госян – в школе, Цюше – в садике, значит, дома Сяопин.
Никто навстречу не вышел, что, в общем-то, было неудивительно: Сяосун открывал замок очень осторожно. Во-первых, сохранялась привычка не производить лишнего шума, во-вторых, надо быть готовым ко всему: несмотря на некогда созданные им опорные точки по всей Маньчжурии, границу он всё-таки пересёк нелегально, а кто знает, какие о нём сведения имеет китайская полиция. Да, пожалуй, и русская, сохранившаяся под крылом генерала Хорвата. В-третьих, он просто жутко устал, тайно пробираясь по русским дорогам, вплавь одолев очень холодный Амур и под непрерывным октябрьским дождём дойдя, наконец, до сяохаоцзы Лю Чжэня. Дальше стало как будто легче, Лю отправил его в конной повозке с молчаливым возницей, однако, не доезжая до Цицикара, повозку реквизировал военный патруль. Сяосун стал тенью, сумел скрыться и опять где-то шёл пешком, где-то кто-нибудь подвозил, но усталость росла и росла. Он уже и выглядел как бродяга – одежда обтрепана, обувь растоптана, лицо в щетине, волосы грязные…
Но всё-таки добрался!
– Сяопин! – позвал Сяосун.
Никто не откликнулся. Да что, в самом деле, такое?!
Сяосун прошёл по квартире и в детской комнате наконец обнаружил Сяопина, лежавшего на кровати, с головой укрытого лоскутным одеялом. Он потряс его – племянник откинул одеяло и сел. Лицо его было красное и опухшее, как будто он долго плакал (а может, и правда плакал?), золотистые волосы всклокочены.
– Дядя, – сказал он, и губы его покривились, – маму арестовали.
– Та-ак, – немного ошарашенно произнёс Сяосун и сел на край кровати. – А теперь давай подробнее: кто арестовал, когда и как это происходило.
Всё произошло так, словно за Цзинь какое-то время следили и выбрали момент, когда она пришла домой «всего на минутку» – по крайней мере, так успела сказать сыну, прежде чем в дверь позвонила полиция.
– Какая полиция? – спросил
