Шесть дней в Бомбее - Алка Джоши

Она опустила глаза на брошенное на коленях шитье, серебряные нити в ее волосах заблестели в свете единственной свисавшей с потолка лампочки. Мама шила чужим людям красивую одежду, которую себе позволить не могла. Когда она подняла голову, я заметила, что глаза у нее повлажнели.

– Но, Сона… я думала, ты счастлива. Конечно, мы не в роскоши живем, но ведь все изменится. Вот почему я хотела, чтобы ты выучилась на медсестру. У тебя все отлично получается, мы много откладываем. – Она помолчала, в уголке ее рта блестела слюна. – Я и не знала, что ты так ненавидишь эту квартиру. И его.

Единственный раз мама плакала при мне, когда умер Раджат. Теперь же слезинка скатилась с мягкой припухлости у нее под глазом на впалую щеку. Я бросилась к маме, упала на пол и положила руки ей на колени.

– Мама, прости! Не надо было мне этого говорить. Я не хотела, правда. Прости, пожалуйста. – Я утерла ей слезы. – Извини меня!

– Ты правду сказала, – сдавленно ответила она. – Он нас предал. Уехал, когда вы были совсем маленькие. Как мне было обо всем тебе рассказать? Но ты росла, а я никак не могла выбрать подходящий момент. Думала, раз ты не спрашиваешь, можно делать вид, что ничего не случилось. Я не хотела тебя ранить, бети. Только защитить. – Она уже плакала навзрыд, и у меня от ее слез вымокли ладони. – Сона, он обещал! Обещал, что будет с нами всегда. Он любил нас. Постоянно это повторял. Я и не знала, что у него есть другая семья. Он никогда мне не говорил. И мне в голову не приходило, что он не хочет на мне жениться, потому что уже женат. Его жена осталась в Англии. Когда мы познакомились, они уже были женаты лет пять или шесть. Скажи он мне правду, я бы в жизни с ним не сошлась.

Мои родители так и не поженились? У отца была другая семья? В Англии? У меня сдавило в груди. Выходит, мы с Раджатом незаконнорожденные? И официально я не существую? В висках болезненно застучало. Чего еще я не знала о человеке, от которого унаследовала форму губ и цвет кожи?

Мама комкала недавно пошитую блузку.

– Я была так молода, Сона. И так наивна. Он рассказал мне обо всем только в день отъезда. Я поверить не могла, что у него есть другая семья. Что он может так с нами поступить. Чуть глаза ему не выцарапала. Хлестала по щекам, по вискам, кулаками била, пинала по ногам, бросалась в него предметами. Всем, что под руку подвернется. Горшками, ножницами, игрушками Раджата. И он все сносил. Я так сильно толкнула его, что он влетел в стену. А когда выпрямился, я увидела кровь. Он был такой жалкий. Ничего мне не сказал. Просто ушел. Ушел, несмотря ни на что. – Она всхлипнула и задержала дыхание.

– Мам. – Я забрала у нее шитье и накрыла ее руки своими.

Она посмотрела на них и погладила меня по большому пальцу.

– Но ведь я любила его, Сона. Так что было в этой истории и хорошее. Может быть, сейчас тебе этого не понять. Но однажды ты сама увидишь. Он всегда хорошо с нами обращался. Любил тебя и Раджата. Если бы не он, у меня бы не родилось двое моих любимых детей. Он мастерил тебе бумажные цветы, а ты разбрасывала их по кровати. Он сажал вас с Раджатом на плечи, и мы шли в зоопарк. Тебе нравились павлины. А Раджата смешили их крики, похожие на паровозные гудки.

Она улыбнулась воспоминаниям.

В груди у меня образовалось что-то круглое и твердое, как мраморный шарик. Мама защищала его. После всего, что он сделал! Сделал с нами! Я выпустила ее руки.

– А еще, если бы не его безответственность, Раджат был бы жив.

Мама нахмурилась.

– Нет, Сона. Раджат все равно мог умереть. У него с рождения было больное сердце. Врачи говорили, что ничем не могут помочь.

Замолчав, она стала смотреть то на мятую блузу на коленях, то на розовые ножницы, то на подушечку для иголок в форме помидора. Потом вытерла глаза подолом сари, несколько минут внимательно на меня смотрела и наконец, будто решившись, тряхнула головой.

– Пришла пора показать тебе, Сона.

– Что показать?

Не отвечая, мама встала и отошла к чаркхе, возле которой стоял металлический сундук, где хранились оставшиеся от заказов лоскутки. Из них мама шила нам простыни, наволочки и платья для меня. Как-то я спросила, не расстроится ли миссис Рао, так экономно выбиравшая ткань для блузки, узнав, что обрезки ее прекрасного хлопка пошли нам на занавески. И мама постучала себе по носу.

– У меня есть тайна. – Она вытащила из стопки последних заказов недошитый камиз и показала мне его изнанку. – Другие портнихи закладывают в швах по нескольку сантиметров на случай, если клиентка наберет пару кило. Тогда платье можно расставить, и все дела. Но наша миссис Рао такая патли-дубли, что не растолстеет, даже если будет по тарелке пакора на ужин уминать. Я делаю вид, будто заложила швы поглубже. А в итоге ткани остается довольно, чтобы каждый год шить новый раджаи для нашей кровати. Я уже почти закончила очередной! – она ухмыльнулась, обнажив неровные зубы.

Чуть запыхавшись, мама вернулась к столу. Лицо ее посерело, из приоткрытого рта вырывалось неровное дыхание. В руках она держала стопку перевязанных веревкой писем высотой дюймов в шесть.

Я вскочила, чтобы помочь ей сесть. Сердце у мамы пошаливало, но на лекарствах она неплохо держалась.

– Ты пила сегодня таблетки? Мам, давай-ка налью тебе чаю с розовой водой. И гибискус добавлю.

Я шагнула к примусу, но мама меня остановила.

– Со мной все в порядке. Присядь. – Она постучала ладонью по столу.

Я не поверила ей, но все же опустилась на стул.

Она положила пачку писем на стол.

– Они твои. – Не глядя на меня, она придвинула стопку ко мне.

Раньше я не видела этих писем и недоуменно уставилась на нее.

– После отъезда твой отец каждый год посылал деньги тебе и Раджату на день рождения. – Мамина нижняя губа задрожала. Она кивнула на конверты. – Он ни разу не написал ни строчки, и обратного адреса на конвертах не было. Иначе я сообщила бы ему, что Раджат умер. Он присылал нам только британские деньги. Поначалу пару шилингов, потом фунт. Последние три года тебе приходило по