Дочери служанки - Сонсолес Онега
Сейчас, среди беспорядочно раскиданных по полу спальни баулов, она поняла, что ей придется покориться обстоятельствам с женским смирением. Донье Инес и так было, что оплакивать, когда она читала новости из газет, приходившие по телеграфу. Испания проиграла войну, больше не владела Кубой, лишилась Пуэрто Рико и Филиппин, так что перестала быть империей, и донья Инес опасалась столкнуться с враждебной страной, где история превратила производителей сахара в неудачников. Однако она не осмеливалась говорить с сеньором Вальдесом о своих опасениях, поскольку ее мнение никогда никого не интересовало. В самом деле, мнение женщин значило для мужчин мало, им интересовались разве что их жены. И потому донья Инес удовлетворяла свой интерес, читая прессу, приходившую в замок, или книги, которыми увлекалась, пока дон Густаво был на фабрике. Она сидела на ковре в библиотеке и часами не могла оторваться от Пардо Басан[13] или от стихов Росалии де Кастро[14]. Обо всем, что она узнавала, она рассказывала за чаепитием другим сеньорам и советовала им обратиться к своим мужьям. «Пусть они выписывают книги, они такие же долговечные, как драгоценности», – говорила она. Если ей удавалось достучаться хотя бы до одной из них, она считала, что выигрывало от этого все человечество. То же самое она проделывала с работницами фабрики, но там говорила другое. Она говорила, если женщина не хочет, нельзя позволять мужу брать ее силой. Нельзя, чтобы мужчина поднимал руку на женщину. Надо запретить оскорбления и стоит разбавлять вино водой, чтобы избежать пьянства. Все это противоречило воскресным проповедям дона Кастора, но донье Инес было все равно. Когда священник говорил, что женщина дана в услужение мужчине, сеньора Вальдес опускалась на молитвенную скамеечку и смотрела на распятие в ожидании объяснений.
Но никакого ответа не было.
Слышался только назидательный голос дона Кастора – и все.
Так что по окончании мессы донья Инес быстро возвращалась в замок и записывала слова священника, не пропуская ни одного, чтобы оспорить их на дамских собраниях.
Уже в середине дня, так и не пообедав и пребывая в отвратительном настроении, дон Густаво вышел из своего убежища и спросил, как продвигается упаковка багажа. Донья Инес ответила, что все хорошо, и чуть не спросила о ближайших планах, когда они отплывают, на каком корабле и есть ли у них билеты. Но не решилась: пусть себе идет восвояси. Хлопнула парадная дверь, и порыв ветра влетел в открытые окна, освежая воздух.
– Куда он пошел? – задала Исабела бестактный вопрос.
– На фабрику, я полагаю. Его состояние меня беспокоит. Ничего нам не говорит, мы даже не знаем, когда отправляемся. – Она посмотрела на окно, потом на служанку. – Он плохо выглядит или мне кажется?
– Он плохо выглядит, сеньора.
Донья Инес вдруг умолкла. Она понимала, у мужа горе, но чувствовала себя одинокой, как никогда.
В процессе сборов она решила написать прощальное письмо всем сеньорам Пунта до Бико. Всего несколько строк, которые Рената передаст в руки хозяйкам особняков.
Донья Инес села за круглый столик на террасе Сиес, достала перо и маленький листок бумаги. Она не знала толком, что сказать. Мысли, чувства, ощущения – все перемешалось и билось в мозгу, словно разряды электрического тока, не давая сосредоточиться. Она разговаривала сама с собой.
«Скажи им, что они всегда будут с тобой, что твое сердце остается здесь, в Пунта до Бико, что ты возвращаешься на родину детства, но родина твоих детей здесь, и что ты увозишь Хайме и мою дорогую девочку, красавицу Каталину, которая будет расти под рокот прибоя другого моря. И ты оставляешь замок, как надежный знак того, что еще вернешься. Пусть будет, что будет».
Она просмотрела каждую записку, подписала их все и добавила везде еще одну фразу: «Пока меня не будет, не забывайте читать».
Она разложила записки по конвертам, запечатала их и быстро спустилась к Ренате, которая возилась в кухне.
– Ай, сеньора! – воскликнула та, едва увидев донью Инес. – Как вы хорошо выглядите!
– А как твоя девочка, Рената? У меня не было времени даже спросить тебя об этом, – вместо ответа сказала сеньора, приветливо улыбаясь. – Тебе передали колыбельку?
– Да, сеньора. И она спит в ней, словно ангел.
– Как ее зовут?
– Клара. Ее зовут Клара, – ответила Рената.
– Я бы хотела взглянуть на нее, пока мы не уехали.
– И куда же вы едете?
– Сеньор вам ничего не говорил?
– Мне он точно ничего не сказал. Не знаю, может, он говорил с Доминго.
Рената вытерла руки кухонной тряпкой и, с тревогой глядя на хозяйку, снова спросила:
– Так куда же вы едете?
– Не говори, что я тебе рассказала, но мы уезжаем на Кубу. Умер брат сеньора, и мы должны взять на себя управление сахарными плантациями.
Рената обхватила голову руками.
– Как вы меня огорчили, сеньора!
Она вдруг ясно представила себе обеих девочек и как она быстрым движением положила свою дочь Клару в колыбель, где убаюкивали Каталину.
«Господи, зачем я это сделала?» – мысленно простонала она.
Раскаяние привело к болезненному осознанию того, что она может потерять дочь. Может быть, не навсегда, но точно на то время, пока длится путешествие сеньоров.
– Это уже решено? – спросила Рената, сдерживая слезы.
– Ему все равно, чего хочу я… Не плачь, Рената. Мы вернемся.
Донья Инес подошла к ней, обняла и погладила по голове. Волосы у Ренаты были гладкие, длинные, черные.
– Вы останетесь здесь. И ваша дочка ни в чем не будет нуждаться, – сказала донья Инес.
– Здесь, в замке?
– Ну, конечно, Рената.
Служанка положила тряпку на край каменной раковины, но ответить на объятие не смогла.
– Понимаю, ты потрясена, но все будет хорошо, – прошептала сеньора. – Береги дочку, чтобы росла здоровенькая. И еще сделай, пожалуйста, одну вещь: возьми эти конверты, а когда мы уедем, разнеси их по особнякам и передай в руки хозяйкам. Сделаешь?
– Да, сеньора. Конечно.
– А сейчас помоги мне накрыть мебель простынями. Исабела занимается упаковкой багажа. Не стоит терять время.
Прощание на фабрике прошло без церемоний. Дон Густаво позвал Фермина и сообщил ему о своих планах. Он сказал, что тот остается за главного, что он нужен ему как никогда
