Руны земли - Георг Киппер
Теперь Эйстейн из Трандхейма мертв; Хальвдан, его сын, ушел с пятью кораблями при приближении Сигмунда; Ульвкелль, его ближайший соратник, потерпел поражение и сбежал на одном корабле. Распря завершилась. Надолго ли, никто сказать не мог.
Порядок восторжествовал, честь дроттнинг края восстановлена, мир всеми признан, весна выдалась дружная, и по всем приметам лето обещало стать урожайным. Бонды готовили землю и радовались, что войны с Алаборгом не предвидится, венды на Мусте-реке замирены, торговый путь свободен, и у страны есть сильная защита. Торговцы с округи уже свозили товары под защиту Алдейгьюборга в ожидании кораблей с Гутланда, Свеаланда и со всего Остервега.
Скоро пришла весть от лопарской стражи с Новой реки, что Ульвкелль с женой на одном корабле ушел из Аламери в Эйстрасалт, а это значит, что разбойничать здесь он не будет. Хорошая весть. Больше всех радовалась ей Тордис. Ее подруга Тора была рядом с Ингигерд, женой Ульвкелля, и, хотя это не самое безопасное место, известие давало надежду, что с Торой и с Дагом все в порядке.
Тордис опять, как и после хольмганга, выхаживала Инги. У него было несколько сильных ушибов, несколько ран на ногах, пробито плечо и рассечена грудь под ключицей, но все это быстро заживало под руками Тордис, а ее голос уносил боль лучше любых мазей. Правда, поручений от Исгерд, у которой теперь служила Тордис, было так много, что к вечеру она сама валилась с ног и не каждый день бывала рядом с Инги, но именно от нее он знал обо всем происходящем в халле конунгов.
Инги хотел поговорить с отцом о Тордис, но тот был весь в делах и возвращался лишь к ночи. Сегодня Хельги сказал, что Ахти познакомил его с неким богатым купцом с Гутланда, который собирается дать пир в честь прибытия фризских купцов, и они оба приглашены. Инги спросил, как зовут купца.
– Ингольф, – ответил отец.
– Меня познакомили с ним Менахем и Яаков. Он обещал поговорить со мной после возвращения из Алаборга. Как видишь, он верил в то, что я выживу.
– Видимо, у Ингольфа будет важный разговор, – Хельги пропустил мимо ушей укор сына. – Знающие люди Остервега, по сути, проводят сейчас свой тинг.
– Тинг земли здесь был на сигрблот, еще до нашего прихода, Хальвдан как раз после него ушел в викингский поход.
– Мы связующие, а связь – это непрерывный тинг.
Тут как раз Месроп и Кнут пришли проведать Инги, и он познакомил их со своим отцом. Хельги, узнав, что Кнут в Болхаре был в дружине его брата Свейнбьёрна, занял свея расспросами, а Месроп подсел к Инги.
– Как всегда, поговорить с тобой удается лишь после ранения.
– Да, странно получается. Как твое путешествие за ответами?
– Продолжается. Радуюсь добру, печалюсь злу.
– Что, по-твоему, есть зло? – неуверенно спросил Инги.
– Как видишь, если ты задаешь такие вопросы, в твоей душе добро побеждает.
– Не уверен, – мрачно проговорил Инги. – Раньше я думал, что зло живет в лесах и болотах, таится и хочет напасть.
– А теперь начинаешь догадываться, что оно живет не где-то в виде уродливых чудовищ, а в головах людей, с виду совершенно обыкновенных, – улыбнулся Месроп.
– Как его распознать? – спросил Инги.
– Сразу никак. На все нужно время. Я, как ты знаешь, много странствовал, много видел, но вряд ли могу судить… Судить можно по делам, но ответ виден иногда через годы… Как ни странно, человек сам по себе не так уж и зол, а вот когда люди собираются вместе, они могут заразить друг друга злом, что прискорбно.
– Получается, желание быть как все может оказаться злом?
– Не знаю. Хотя я видел целые города, охваченные злом, то есть разрушительным строем мыслей, как заразой, при этом они до поры до времени процветают.
– Ты продолжаешь молиться за Оттара?
– Конечно, теперь вот еще и за Эрлинга.
– Мне будет не хватать его, я о многом хотел с ним поговорить и не успел.
– Да, он был мудр. В нашем последнем разговоре мы говорили о его выборе идти с тобой в Алаборг.
– Он любил сражаться, а тут такая возможность, – пожал плечами Инги и сморщился от боли.
– Не так все просто. Мы говорили с ним о том, что такое душа. Я рассказал ему, как представляли ее мудрые люди древности. Мы с ним сошлись, что она состоит из разума, того, что вы называете хугр, из увлеченности, без которой ничего не создается, и еще из того, что ромеи называют квадригис спиритус, дух колесницы, упряжки из четырех коней.
– Не понял, при чем тут упряжка.
– В Румаборге проводили соревнования в езде на колесницах, запряженных четырьмя конями, их называли квадригами. Искусство возницы состояло в том, чтобы эти кони двигались слитно, как один, так как надо было проходить крутые повороты и при этом скакать быстрее всех.
– Тут с одной-то не справиться, а с четырьмя…
– Даже наши болхары сказали, что это сложная задача, а уж они знают толк в управлении лошадьми.
– При чем тут душа?
– Мы с Эрлингом поняли, что речь идет о той стороне души, которая отвечает умению действовать сообща, то, что мы с ним назвали духом гребцов, умением слаженно грести и вместе преодолевать препятствия.
– Это действительно важная часть души! – Инги ухватил мысль Эрлинга и Месропа.
– Мы с Эрлингом говорили как раз о том, что в человеке все должно быть без перекосов – разум, увлеченность, умение взаимодействовать с другими. Увлеченный без разума действует как больной, ограниченный разумом – узколоб и неудачлив, захваченный совместным делом – забывает себя. Мое путешествие подарило еще одно открытие; жаль, я больше не могу беседовать с Эрлингом.
– И для меня это большая потеря, хотя он больше колотил меня и бросал на землю, чем разговаривал, – вздохнул Инги. – Послушай, отец говорил мне как-то о порядке, о ряде: я так понял, что само древнее слово рада, «совет», «порядок», происходит от слаженной гребли.
– Скорее, название слаженной гребли происходит от этого слова, – улыбнулся Месроп. – Так что, возвращаясь к началу разговора, скажу так: Эрлинг пошел с тобой не из желания просто подраться, его вела та часть души, которую ромеи называют квадригис спиритус, а мы с ним назвали духом гребцов.
Инги позвал отца и попросил его рассказать о вечно становящемся порядке Месропу. Сам лег на подушку и, почти не прислушиваясь к разговору старших, попытался запомнить последнее наставление Эрлинга, переданное Месропом. Благодарная улыбка светилась на
