Та, которая свистит - Антония Сьюзен Байетт

Пол-Заг покачивался на скамейке взад-вперед. Сказал, что это скоро закончится, все закончится. Ни к селу ни к городу добавил, что это рождение трагедии из духа музыки, и заговорщицки подмигнул Фредерике – ей показалось, что в нее плюнули.

Ниже, по гравийной дороге ехал тот самый белый фургончик. За рулем был Элвет Гусакс: он остановил машину, припарковал и поднялся к ним, в амфитеатр короля и королевы. Приветливо кивнул Фредерике, поздоровался с Луком, погладил Лео по голове, а Полу сказал, что рад, что нашел его: подвезет обратно в поместье. Пол встал, опустил голову, руки повисли. Джон раздвинул ноги так, что теперь крепко сидел на скамье, лицом к остальным, почти подражая позе бронзовых фигур.

– Вы с нами? – спросил его Гусакс.

Джон не ответил.

– Пока нет? – произнес Гусакс любезно и повернулся к Полу. – Пока нет.

– Говорят, вы огораживаетесь? – обратился к Гусаксу Лук.

– Да, это так. Важный материальный символ. Создаем заповедник для самопознания, самоконцентрации.

– Концентрационный лагерь.

Гусакс отмахнулся:

– Шутка не вашего калибра, Павлинс. Дурная шутка. Выбирайте выражения, а то ведь и обидеть можно.

Он отвел Пола к фургону, обернулся и дружески помахал Джону и остальным. Фургон, удаляясь, странно блестел, будто подмигивал. В нем было много зеркал, нагроможденных друг на друга, они-то и расплескивали отраженный свет.

Лук, обеспокоенный теперь не только своими цифрами, но и судьбой своих улиток, повернулся с намерением урезонить Джона Оттокара.

– Что мне делать? – обратился тот к Фредерике. – Как думаешь? Пойти туда к ним?

– Да брось! Тебе все это не нужно. Чепуха. И чем дальше, тем она опаснее. Ты сам знаешь.

– Выходит, знаю? А ты знаешь меня? Думаешь, можно вот так расстаться с богом, с которым вырос, только потому, что ты объявила его чепухой?

– Джон…

– Займусь-ка я лучше материалами Лука, – сказал Джон, выхватывая папку с расчетами. Не успел Лук открыть рот, чтобы объяснить, в чем вопросы, Джона и след простыл.

Фредерика и Лук остались на скамейке за статуями. Ей хотелось плакать, кричать, но не в присутствии же Люсгора-Павлинса, который так резко оттолкнул ее при их последней встрече.

– Чепуха какая, – тихо произнесла она.

– Еще бы не чепуха. Но видимо, не для него.

– Не понимаю, как можно верить… можно всерьез верить…

– Не понимаете? А я понимаю. Я и сам когда-то верил. Но больше не верю. Когда-то мне было ясно, что есть… э-э… – он замялся, – Бог. А теперь совершенно ясно, что его нет, или, во всяком случае, нет ничего, что мы можем познать или принимать близко к сердцу.

Помолчали. Лео неподалеку рассматривал статуи.

– Напрасно я так. Вечно меня заносит.

– Да вроде нет. Это он не в настроении. Допек я его своими расчетами.

Вновь воцарилось молчание, но уже не такое неловкое.

– Если они поставят эту клятую Ограду вокруг моих улиток… – начал Лук.

– Вряд ли, вас-то они обязательно пустят.

– С какой это стати?

Фредерика промолчала.

– Им вдвоем, наверное, непросто, – сказал Лук.

– Непросто. – Фредерика задумалась, а потом продолжила: – Сущий ад. Я сказала себе, что не сдамся, что не позволю всему этому, то есть им, меня победить.

– Что тут изменишь, – сказал Лук со злорадством человека, чья собственная жизнь складывается неудачно. – Хотя если один все-таки упечет себя в концентрационный лагерь…

– Он убежал сюда от него. И вот – опять.

– В своем деле он ас, – размышлял Лук. – Просто незаменим. Я пишу доклад для конференции. Запутался в расчетах. А он мне здорово помогает.

– Да, он молодец, – сказала Фредерика и спохватилась, что хватит плакаться в жилетку. Спросила, как дела у Жаклин.

– Насколько мне известно, все нормально.

В этом «насколько мне известно» прозвучала целая история. Фредерика поспешно кивнула. Затем спросила, о чем доклад Лука.

– О недостатках полового размножения в контексте дарвиновской теории адаптации. Чрезмерные затраты на мейоз – понимаете, что это? – разделение оплодотворенных клеток для образования зиготы. Требует много энергии по сравнению с другими методами.

– А какие еще бывают?

– Партеногенез. Клоны. Почкование.

– Понятно. Ну, я ничего этого не знаю, но интересно. Приду на ваш доклад.

– Близнецы, конечно, это и есть своего рода клоны. Иногда. Или же один отпочковывается от другого. Так считают. Джону мои штудии не нравятся. Ему претит, с его религиозной точки зрения, идея, что альтруизм – это своего рода механизм самовоспроизводства интереса. И ему не нравятся мои теории о том, что мужское начало излишне.

На лице Лука мелькнула улыбка: он думал о том, что его доказательства и аргументы вполне убедительно выстроены, несмотря на всю сложность вопроса.

– Главное, – продолжал он, – разглядеть и описать все максимально верно. Описать мир таким, каков он есть.

– Это точно, – отозвалась Фредерика. – Может, мне пойти за ним?

– А вы хотите?

Фредерика задумалась.

– Надо разобраться.

– Пусть он сначала разберется с моими цифрами, – сказал Лук Люсгор-Павлинс.

Мужчины есть мужчины, подумала Фредерика, но тут Лео – не клон, не почка, а самый что ни на есть настоящий – подошел и обнял ее. Запах сена и меха, запах его волос. Люсгор-Павлинс отодвинулся, встал и зашагал прочь.

– До скорого, – бросил он.

– До свидания, – ответила Фредерика.

Уилл и Лео вошли в Образовальню. От резкого запаха нечистот и благовоний Лео сморщился. Уилл стал молчаливым, нелюдимым подростком; смуглый, как отец, но стройнее, темные глаза отца и мягкие губы матери придавали его юному лицу меланхолическое выражение. С Лео он, похоже, сдружился и с удовольствием брал его с собой, хотя был на пять лет старше.

– Музыка – отпад, – рассказывал он Лео. – Когда играет этот. Он то играет, то нет. Это как повезет.

– Хорошо, – покорно согласился Лео; глухотой к очарованию музыки он был в мать.

Пока они пробирались по грунтовым дорожкам между палатками, он объяснял Уиллу, что с тех пор, как у него появилась новая семья, все поменялось. Новые единокровные брат и сестра младше его. Когда он навещает отца, то больше не катается верхом. Уголек умер, а новая семья, Робин и Эмма, завели новых маленьких пони, которые слишком малы для мальчика его возраста. Их зовут Панцирь и Пти-Гри. А для краткости – Панни и Петти. Нелепо бы я выглядел, заметил Лео, если бы залез на одну из них. Даже если бы попросили, хотя никто и не просит. Обидно, отозвался Уилл, прислушиваясь к звукам. Он там. Сейчас послушаешь. Улетишь в космос, уверенно сказал Уилл. Лео спросил, не чувствует ли Уилл чудной запах. Естественно, но ты скоро привыкнешь.

Войдя в помещение, где поют, Лео с удивлением увидел, что