Девушка из Монтаны - Грейс Ливингстон Хилл

Он наклонился к ней и тихо произнес слова, которые, казалось, диктовала сама музыка, да и голос его сливался с мелодией:

– Я очень постараюсь, если вы поможете мне.

Ответом была улыбка, в которой читался чистый восторг.

В финальные звуки анданте одной из симфоний Бетховена ворвался громкий голос Лиззи:

– Бесс! Бесс! Бесси! Эй, Бесси! Ма говорит, что нам надо двигать к трамваям, если мы хотим захватить сиденья. Концерт скоро кончится, там будет такая давка! Пошли! И ба говорит, если хочешь, возьми с собой своего друга.

Эти последние слова сопровождались кивком в сторону молодого человека, который с удивлением повернулся посмотреть, кто это там говорит.

Одного взгляда на пышное платье из органди, шляпку в розах и розового зонтика – сколько б все это ни стоило – было достаточно: Джордж Бенедикт сразу понял, что представляет собой Лиззи.

– Может быть, вы предупредите и позволите мне доставить вас домой чуть позже? – негромко спросил он. – Толпа огромная, а у меня автомобиль.

Она с благодарностью кивнула. Ей надо было так много ему сказать! Она перегнулась через сиденье и четко и ясно произнесла, сопровождая свои слова улыбкой, принятой на Риттенхауз-сквер, – Лиззи чуть побаивалась этой улыбки:

– Я вернусь немного позже. Скажи бабушке, что я встретила старого друга, которого давно не видела. Думаю, что приеду одновременно с вами.

Они подождали, пока Лиззи передала все это бабушке и тете, которые неохотно кивнули. Тетя Нэн насупилась: Элизабет вполне могла бы привести с собой своего друга и познакомить его с Лиззи. Она что, считает, что Лиззи для него недостаточно хороша?

Он завернул ее в большой мягкий плед, лежавший в автомобиле, усадил рядом с собой, и она почувствовала, что все те длинные трудные дни, миновавшие с их расставания, забыты, их смыло волной радости. Разве может сравниться внимание и интерес всех молодых людей, которых она встречала в свете, с этим нежным, этим совершенным вниманием? Она совершенно забыла о той леди, как будто никогда о ней и не знала. И больше всего ей хотелось сейчас поделиться с ее другом рассказом о другом, Небесном Друге.

Он не прерывал ее, а лишь смотрел на ее такое серьезное, такое вдохновенное лицо в лунном свете, ибо луна уже взошла, венчая своей короной всю красоту ночи. Искусственный блеск и шум Уиллоу-Гроув растаял позади, они ехали к городу в ночной тишине, и сердце молодого человека пело, пело, пело: «Я нашел ее! Она в безопасности!»

– Я все время молился за вас, – произнес он, когда она умолкла. Они как раз подъезжали к Флора-стрит. Уличные мальчишки все еще бегали по мостовой, потому что ночь была теплой, они помчались за автомобилем, притормозившим у дверей. – Он надежно укрыл вас, и я возблагодарю Его в молитве. Я очень хочу видеть вас. Могу я посетить вас завтра?

– Да, – сказала она просто, в глазах ее светилась огромная радость.

Тут как раз от угла, от трамвайной остановки, подошли все Брэйди. Они в ожидании топтались у входа: сейчас бы как раз и затеять процедуру знакомства, но молодым людям явно было не до этого. Он приподнял шляпу и, словно благословляя Элизабет, произнес: «Доброй ночи». Девушка повернулась и вошла в скромный маленький дом к своим недоумевающим родственникам, и в глазах ее был свет, в походке – радость, а в снах, посетивших ее в эту ночь, – счастье.

Глава 16. Опять в одиночестве

– Ну-ка, посмотрим, что там пишут про нашу Бесси, – объявила наутро бабушка Брэйди, пристраивая на нос очки и закидывая одну плотную ногу на другую. – Всегда читаю светскую колонку, – пояснила она Элизабет.

Элизабет улыбнулась, а бабушка принялась зачитывать вслух:

«Мистер Джордж Трескотт Бенедикт и его мать, миссис Винсент Бенедикт, вернулись домой после продолжительного тура по Европе. Здоровье миссис Бенедикт в значительной мере улучшилось. Говорят, они намерены провести лето в их загородном имении в Виссахикон-хайтс».

– Ой! – прервала ее Лиззи со ртом, полным жареной картошки. – Это тот, который был помолвлен с мисс Как-Ее-Там Лоринг. Неужели не помните? Даже карточка в газете была, и его, и ее, а потом она в одночасье бросила его ради какого-то герцога или что-то в этом роде, и этот бедняга должен был уехать. Мне об этом Мэйми рассказывала. Ее сестра работает в универмаге и знает мисс Лоринг. Говорит, она ужасно красивая и Джордж Бенедикт был от нее без ума. Совсем помешался. Мэйми говорит, мисс Лоринг – как же ее звали? – а, Джеральдина, вот, Джеральдина Лоринг покупала у нее кружево. Слышала, как та говорит, это, мол, для платья на конный праздник. В газете было фото с праздника, так она прямо вся в кружевах, я сама видела. Стоило целое состояние. Не помню, почем за ярд. Но что-то у нее там с герцогом не заладилось, замуж за него она так и не вышла. А на фото она правила четверкой лошадей. Неужели не помнишь, ба? Сидит вся такая в коляске, в руках поводья, кнут, элегантная фигура. Думаю, герцог оказался недостаточно богатый. Она так ни за кого и не вышла, не удивлюсь, если она опять возьмется за Джорджа Бенедикта. Он-то был так к ней привязан!

Лиззи продолжала что-то болтать, бабушка дальше зачитывала светские новости, но Элизабет ничего не слышала. Она вдруг вся закаменела. Казалось, жизнь ушла из нее навсегда. Леди! Ну как она могла забыть о леди? Джеральдина Лоринг! Надо же было, чтобы это оказалась она! Джеральдина Лоринг была из самой именитой семьи, занимала в обществе особое место. Хороша как картинка, но ее лицу, на взгляд Элизабет, не хватало доброты и ума. И она отдала свое сердце тому, чья судьба была в руках этой куклы! Впрочем, она слышала, что семья мисс Лоринг очень знатная и мать ее тоже дама очаровательная. Может, она неверно о ней судит. Ну конечно, неверно, потому что он бы не полюбил недостойную женщину.

Элизабет вернулась домой в подавленном настроении. Она сразу же прошла к бабушке Бэйли и, после того как прочитала ей все письма и выполнила привычные обязанности, сказала:

– Бабушка, должна вам сообщить, что сегодня ко мне должен зайти один человек.

– Мужчина? – встрепенулась мадам Бэйли: уж она-то выберет, когда время придет, того, кого надо. – Что за мужчина?

– Я встретила его в Монтане, – ответила Элизабет, раздумывая,