Расскажу тебе о Севере - Юрий Николаевич Тепляков
Парень настаивал, чтобы отпустили из табора, отец и слышать не хотел. И вот однажды в самую резкую минуту подвыпивший старый цыган ударил сына ножом: не мне, так и никому...
Из больницы Петро убежал раньше срока: знал, что табор придет за ним. Работал на целине, был на Кольском полуострове. А десять лет назад приехал в солнечную Аркагалу. И остался. Женился. Уже двое детей в своем доме. И стучит себе молотом в большой кузнице при автобазе.
— Ты понимаешь,— рассказывал мне потом Володя — я заглянул почти в каждый дом, а от меня, как от зачумленного, шарахались:
— Ты что, с ума сошел? Сам говоришь, что у тебя в цистерне авиационный бензин. Взлетишь, и пуговицу не найдут.
Я убеждал, что он холодный, что инструкция составлена для жаркого климата, когда испарения и прочее. Не слышат! Предлагал деньги — не берут. А этот, представляешь, что меня спросил: тебе когда надо-то? И десятку не взял. Ничего не взял. Вот тебе и цыган.
Заезжий человек удивится, встретив на Крайнем севере, допустим, того же цыгана. Старый же колымчанин и глазом не моргнет, если вдруг узнает, что его сосед по квартире испанец. Что же тут такого? На Севере нынче работают представители разных национальностей. Исследования показывают, что из каждых четырех северян трое русских. Из каждых десяти — один непременно украинец. Каждый пятнадцатый — белорус. Здесь услышишь и речь латыша, и веселое приветствие грузина. Меня однажды познакомили даже с французом. В общем, Север многолик. Но у его населения есть одна общая черта — молодость. Средний возраст городского жителя Магаданской области всего двадцать восемь лет. Как говорится, еще не вышли из комсомольского возраста. Пенсионера тут увидишь очень и очень редко. Встретить его на улице — все равно что увидеть в Прибалтике трубочиста — к счастью. Сразу оговоримся, что везет немногим, потому что, по той же статистике, на двадцать работающих приходится всего лишь один пенсионер.
Молодость определяет темп жизни. Север, как и наша колонна «Татр», все время в пути...
…Из поселка, как из большого города, в разные стороны бегут дороги. Одни — близко, другие — далеко. Мы не выбираем, нас давно уже выбрала самая далекая.
Восемь «Татр» вытягиваются цепочкой. Володина машина впереди. Вон и сам он стоит на подножке и кому-то весело машет шлемом. Может, своему цыгану...
— Простучали по мосту через ручей Знатный. А знатности в нем два метра ширины. А что? Может, это специально такие названия, чтобы люди чаще улыбались.
Через пять минут наш поворот. Скромная, полинявшая стрелка: «Хандыга, 731 километр». Машины тяжело переваливают через барьер и уходят прямо на оранжевое солнце. Зимник начался.
Действительно начался. Нашу машину он прощупал сразу. На первом же километре.
Снег лишь слегка припорошил обочину, да так, что она вровень с основной дорогой. И мы попадаем в ловушку. Правое колесо проваливается. Громадная отсадочная машина, которую мы везем для рудника, накрепко приварена к кузову. Раскачиваясь, она валит «Татру» набок. Ее чуть-чуть, и мы ляжем. Теперь главное — быстрота и спокойствие. Две «Татры» заходят сбоку и цепляют наш борт тросами. Скоро мы снова «на ногах». Поехали.
Володина машина все время впереди. Она то рядом с нами, то мелькнет над самой головой. Солнце слепит глаза, а тут еще подъем. Идти тяжело. Наверное, тяжелее, чем на Голгофу. А что поделаешь — горы!
День уплывает на запад. И мы торопимся за ним.
Но разве угнаться! В пять вечера — прииск Адыгалах. Год назад здесь стояли лишь домики поисковой партии, что искала золото. А сейчас уже поселок. И шахты дают драгоценный металл. Даже не верится. Уж очень быстро. Но все реально и существует на самом деле — и даже магазин, где мы берем свежий лук, банки, селедки и длинные палки копченой колбасы. На зимнике без запасов нельзя. И для себя, и еще мало ли для кого. Вдруг придется поделиться. Тайга не город, в гастроном не сбегаешь, а случиться всякое может. На то они зимник.
Дорога наша теперь вниз и вниз. А вокруг лес, и за ним — солнце. И свет его идет к нам как сквозь причудливый растр. Краски становятся все гуще и гуще, будто там, за лесом, в большом светлом доме, торопятся закрыть все окна. А потом солнце совсем утонуло. И первыми синий наряд позднего вечера надевают лиственницы. Только здесь они какие-то странные. Все перекручены, все переломаны, будто тысяча медведей именно в этом лесу учились дуги гнуть. Но виноват во всем мороз.
А над трассой уже ночь. Она как волшебное стекло размывает краски реального и дает нам простор для самой крылатой фантазии.
...В эту ночь нам спать нельзя. Нужно дойти до девятьсот семнадцатого километра. Там сбор всех наших «Татр», что порядком уже разбрелись по трассе. И ребята в эту ночь не уснут, пока последняя машина не займет свое место рядом с другими. Поэтому, хоть и устали чертовски, все же плывем вдоль лесной просеки, оставляя позади ставшие теперь почему-то длинными километры.
Но что такое? Мотор чихнул раз, два, три — и замолк. Кончилось горючее. На всякий случай почти по всей трассе примерно через сто километров специально разбрасываются бочки с горючим и маслом. Это своего рода аварийный запас зимника, которым пользуются в самых крайних вариантах, когда помощи ждать неоткуда.
Но у нас все учтено, все продумано — второй бак на месте и полон. Правда, мороз будто приварил пробку. Бьем ломом, рвем ключами. Наконец-то! Синее горючее бежит ручьем. Теперь хватит до самого Оймякона.
— Ну садись, поехали, — угрюмо говорит Виктор и бросает на дорогу изорванные в клочья рукавицы. Они лежат на снегу — черные, с растопыренными пальцами. Впереди мы еще немало оставим на дороге гаек, рессор, баллонов и бочек. Только черные метины костров смогли бы рассказать, что это такое менять рессору в шестидесятиградусный мороз, лежа на промерзшей земле. Но об этом еще будет разговор. А тогда мы мечтали о маленьком домике на девятьсот семнадцатом километре.
Кто на зимнике давно, тот не проедет мимо огонька, который виден меж белых лиственниц. Здесь шофера угостят кружкой чая и в ночь и за полночь, подробно расскажут о дороге на сто километров вокруг: что, где и как. И все потому, что посреди тайги живет дед Лапырь.
Встречает он нас сам. Я сперва подумал, что у него шапка
