Наши заповедники - Георгий Алексеевич Скребицкий

— Значит, хорошо, что здесь заповедник? — спросил я.

— А то, как же! — ответил Альберт. — Все-таки зверю есть где от охотников укрыться.

Посидев немного, мы пошли дальше по склону горы.

— Видите, вон серна стоит, — неожиданно показал мне Альберт.

Впереди на утесе виднелась какая-то темная точка. Я навел на нее бинокль. Действительно, на самом краю утеса стояла серна. Она была темной окраски и резко выделялась на фоне заснеженной горы. Серна смотрела в нашу сторону, наблюдая за нами. Альберт хлопнул в ладоши, и чуткий зверь мгновенно исчез за утесом.

Добравшись до самой вершины горы, мы огляделись кругом и, не увидев больше нигде ни туров, ни серн, начали спускаться обратно в долину.

Форель

Наконец-то я дождался этого счастливого времени! Больше не нужно было, задыхаясь, карабкаться вверх. Наоборот, теперь ноги сами бежали вниз, и все время приходилось упираться палкой, чтобы не разбежаться и не покатиться под гору.

Спуск с вершины Абаго занял всего каких-нибудь двадцать минут. А на восхождение я потратил больше двух часов. Если так пойдет и дальше, через два-три часа мы будем уже дома.

Но я в этом очень ошибся. Так легко было спускаться только первые три — четыре километра, а потом икры ног и связки в коленях устали от непрерывного напряжения и начали болеть — чем дальше, тем больше. Вскоре я уже не знал, что же легче: взбираться вверх или спускаться вниз. Подбадривало только сознание, что с каждым шагом мы приближаемся к дому, где можно будет уж как следует отдохнуть.

Наконец, будто ниточка серебра, заблестела внизу горная речка.

— Хотите форель поудить? — предложил Альберт.

И вновь как рукой сняло всю усталость, даже ноги перестали болеть.

— Конечно, хочу! — с радостью ответил я.

— Только с заходом на речку километра четыре крюку дадим.

— Ну, так что же? Я совсем не устал.

Альберт хитро поглядел на меня и свернул в сторону, вниз к реке.

— А где же мы удочки и червей найдем?

— Всё будет. Лески, крючки со мной, червей я тоже на всякий случай прихватил из дому, а удилища из орешника срежем.

С трудом пробираясь сквозь заросли рододендрона, мы спустились к горной речке. Она неслась по камням, бурля и пенясь; но местами вода разливалась в небольшие глубокие омуты; здесь течение было хотя и очень быстрое, но все же вода не бурлила и не кипела, как на камнях.

Альберт быстро вырезал из лещины два удилища, привязал к ним лески с крючками и тяжелым свинцовым грузилом. Мы надели на крючки червей и, стоя на прибрежных камнях, закинули удочки в прозрачную, как стекло, быструю воду. Ловить приходилось стоя, в проводку; удилище держать в руках.

Лесу, несмотря на тяжелый груз, быстро сносило водой.

Переходя с камня на камень, мы обловили несколько омутков, а добычи все не было.

Но вот Альберт подсек, и на прибрежных камнях забилась первая пойманная форель. Я никогда еще не видел этой рыбы. До чего же она была красива — светло-серебристой окраски, с пурпурно-красными пятнами по бокам.

Мы положили добычу в мешок и продолжали ловить. Вскоре Альберт поймал вторую и третью рыбу: все ровные, граммов по двести. А у меня даже поклевки не было.

— Вы слишком низко удилище опускаете, у вас червяк по самому дну тащится, — сказал мне Альберт. — Поднимите повыше, чтобы приманка примерно на четверть ото дна плыла.

Я последовал его совету и наконец, почувствовал поклёвку. Подсек, леса натянулась. Где-то в глубине рвалась сильная рыба.

«Как бы не упустить! Ведь это моя первая добыча». Я осторожно потащил к берегу.

Вот над водой сверкнула пойманная рыба и забилась на прибрежных камнях. Я — к ней, а она — с камня и в воду, так и ушла.

Стыдно сказать, но я чуть не заплакал от досады. А главное, Альберт даже не посочувствовал моей неудаче. Ему-то что! Он уже сколько их здесь переловил, а я только одну, да и ту упустил.

— Ну, не горюйте, я вам сейчас другую поймаю, — весело сказал он, закидывая свою удочку в речку. — Вот, глядите, сейчас вытащу.

И действительно, не прошло и минуты, как он подсек и потащил. Но что это? Или крючок зацепился за камень?

Удилище согнулось в дугу. Нет, это рыба, да какая сильная! Вот она бросилась вниз по течению, повернула на самую быстрину, к камням. Сейчас оборвет леску или сломает удилище.

Одним прыжком, не хуже тура, Альберт перескочил на соседний камень, ближе к середине реки. Он отпустил рыбу, насколько хватило лески, и стал осторожно заворачивать ее снова к берегу.

Я стоял, бросив на камни свое удилище, готовый всей душой прийти на помощь товарищу. Однако помочь было нечем.

Сильная рыба опять заходила по омуту. Но она, видимо, приустала и уже не рвалась на быстрину. «Неужели удастся поймать такую рыбину? Как же ее вытаскивать? Ведь у нас даже подсачка нет!»

Альберт осторожно подвел добычу к своему камню. Вот он становится на колени, перехватывает леску рукой, наклоняется к самой воде… У меня даже дух захватило.

Альберт опускает в воду руку, что-то хватает. Раздается плеск. Еще миг — и счастливый рыболов, торжествующий, стоит во весь рост на камне, крепко держа в руках огромную форель.

— Вот это рыбина! На кило, не меньше, потянет, — радостно кричит он.

— Осторожнее, бросайте ее на берег! — отвечаю я.

— Ничего, теперь не уйдет…

Альберт примеривается, чтобы перескочить обратно на берег, скользит, взмахивает руками и вместе с рыбой летит с камня прямо в ледяную воду.

— Ушла, ушла! — задыхаясь, кричит он, весь мокрый, дрожащий, выскакивая на берег.

Я понимаю его горе. Упустить такую добычу да еще по собственной неосторожности! Нужно было бы сразу бросать ее на берег, а не жонглировать на скользком камне. Но я, конечно, не говорю об этом. Мой товарищ и без того наказан.

— Никогда таких еще не ловил, — не может успокоиться Альберт.

Он весь дрожит как в лихорадке, и трудно сказать, отчего именно: от ледяной ванны или от пережитого огорчения.

Мы быстро разводим костер. Хорошо еще, что в мешке есть взятые для ночевки ватные брюки и куртка.

Через ми нуту Альберт, уже переодетый, сухой, греется у костра. Но разве может огонь согреть и залечить разбитое сердце рыболова? Мы оба молчим и грустно глядим на холодные прозрачные струи, где исчезла и уже больше не покажется красавица рыба.

Hепpoшенный