Приключения среди птиц - Уильям Генри Хадсон
Слушая его, я заметил, что, подобно всем когда-либо встреченным мною слепым, этот большой и сильный человек в цвете лет был тихим и кротким, говорил негромко, и вся манера его поведения была сдержанной и мягкой. Я подумал, что эта кротость у них от постоянной привычки вслушиваться, и представил, сколько, должно быть, боли чувствует такой слепой, когда мимо него вихрем проносится мотоциклист на своей отвратительной колеснице, сотрясая землю и превращая мир в ад, пока не скроется за милю в облаке шума.
Так, неспешно переезжая от графства к графству, я осматривал множество городков и деревень, по дороге заводя беседу со встречными всех званий и возрастов. Но эти впечатления проходили по касательной и быстро выветривались, заглушенные всё той же основной целью моего порхания по зеленой весне в апогее ее зелени – желанием повстречать и услышать редких певчих птиц, живущих в основном на юге, чьей редкостью в большинстве случаев мы обязаны собирателям коллекций, птицеловам и прочим филистерам, занятым уничтожением прекрасных форм жизни. Посему важнее всех замечательных видов городов, деревень, замков, руин и соборов, дороже всех увлекательных встреч с людьми для меня было стоять и отчетливо слышать свист обыкновенной иволги в месте ее ежегодного гнездования в строго охраняемом лесу, где мне позволили провести день.
Без птичьей составляющей мой маршрут покажется опрометчивым и неряшливо состряпанным.
Оказавшись на западе, я проехал через Бландфорд-Форум и оказался в Уимборн-Минстере, развлекшем меня только кафедральным собором. Единственным достоинством собора была белизна его каменных стен, в которые какой-то чудак понатыкал красных камней, так что сооружение приобрело поистине гротескный вид – я никогда не встречал других подобных церквей. В Вэрхэме – симпатичном, древнем, похожем на деревню и как будто неиспорченном городке – я задержался в церкви Святой Марии, погрузившись в созерцание каменной гробницы Эдуарда Мученика, как вдруг всю землю окутала мгла и в церкви стало совсем темно. Выйдя на улицу, я с удивлением обнаружил, что за время, проведенное мной в обществе призрака короля-мальчика и его каменного гроба, улицы городка превратились в грязные бурные потоки. Подойдя к компании мужчин, стоящих неподалеку, я спросил, откуда взялся весь этот потоп. «Надо полагать, свыше», – ответил один из них, улыбаясь наивности моего вопроса. Его ответ напомнил мне историю о примерном мальчике, которую я читал в детстве. Воспитанный в религиозной семье, этот мальчик был приучен на все уколы боли и неприятности – от потерянной игрушки, вымоченных ног и порки до кори, свинки и скарлатины – говорить, что это «наказание свыше». Однажды ураган сорвал с крыши кусок черепицы и уронил ему на голову. Мальчик потерял сознание, а когда очнулся, увидел над собой склонившиеся лица людей, пришедших к нему на помощь. Поднявшись, он указал на кусок роковой черепицы, лежавший у его ног, и торжественно изрек: «Это мне свыше». Толпа покатилась со смеху. «Понятно, что не сниже!» – хохотали они. Что и говорить, это были малопристойные люди.
Я бы с удовольствием задержался в этом городке с памятками древности, короткими разбойными грозами и живописными деревеньками в окрестностях, но он был беден на предмет моего интереса, и скоро я снова катил на восток по дороге, ведущей в Пул, в котором не был несколько лет. На сей раз Пул меня удивил. В городе есть общественный парк с обилием лужаек и большим озером для катания на лодках – крупнейшим из парковых озер во всей Англии. Уже в шесть вечера парк наполняется людьми со всего города, приходящими сюда отдохнуть после рабочего дня; и скажу, что мне никогда не приходилось видеть людей, отдыхающих более непринужденно, чья радость на лицах была бы менее поддельной. Наибольшей популярностью среди горожан пользовалась парковая эстрада – сотни людей отдыхали на зрительских стульях или сидели и лежали прямо на траве, глядя, как на лужайках и специальных больших помостах танцуют пары. Чуть поодаль мальчишки и ребята постарше бегали в догонялки либо играли на лужайках в мяч, по дорожкам порхали стайки опрятно одетых девочек на велосипедах. Подобная непринужденность публики в общественном месте показалась мне удивительной. Я подъехал к парку около шести вечера, когда на юго-западном краю неба возникла грозовая туча. Она быстро росла и скоро заняла полнеба, угрожающе черная, клубясь вверх и всё больше надвигаясь, всё страшнее и чаще урча раскатами грома, расшитая яркими вспышками ветвящихся молний, которых одних было достаточно, чтобы люди в страхе разбежались по домам. Еще самую малость, и гроза с дождем должна была обрушиться прямо на нас и смыть веселящуюся публику. Но не обрушивалась – так, надвинувшись краем, и висела около полутора часов, ни капли не теряя в черноте и серьезности своих угрожающих намерений, изредка разражаясь тощими вспышками дождя. И удивительное дело, всё это время ходя по площадке, я не заметил в отдыхающих ни малейшего признака беспокойства или тревоги. Люди как ни в чем не бывало продолжали играть и веселиться, пока в девять часов вечера спокойно не разошлись по домам.
Вспоминая эту сцену, я думаю о том, какими глазами смотрели бы на нее жители холодных каменистых пустошей Дербишира – раскрыв рты и отказываясь верить, что так может выглядеть простой ежедневный досуг и что люди в этом городке так проводят каждый летний вечер после работы. Я также представляю, как какой-нибудь долгожитель из помянутого закостеневшего края, разменявший десятый или одиннадцатый десяток лет и с юности мечтавший о том, что можно жить свободней, счастливее и веселее, попав в описанную мной сцену, с облегчением воскликнет: «Упокой душу слуги Твоего с миром, поскольку глаза его видели это!»
Оставив Пул за спиной, я покатил по длинному шоссе, ведущему через Борнмут в Крайстчёрч, все десять миль пути сопровождаемый адским лязгом и дребезгом уродливых электрических трамваев. Только под сенью серых стен старой монастырской церкви я ощутил, что счастливо миновал царство демонов и стою на пороге графства нетронутой природы, которому нет равных ни на севере, ни на западе, ни на востоке; зовущего меня со всех дорог к своим пустошам, лесам и рекам.
Глава
