Интимная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно
– Потому-то здесь все и разгромили, – уверенно заявил синьор Доменико. – Не нашли ничего ценного и решили отомстить. Такое часто случается.
Телефонный провод в гостиной был обрезан у самой стены. К счастью, хотя бы аппарат в кабинете уцелел.
– Надо вызвать полицию, – сказала Ада.
– Чего ради? Если они и приедут в столь позднее время, то будут крайне недобры. Спускайся вниз и поспи у нас, а завтра утром позвонишь.
Выходя, консьерж взглянул на замок.
– Дверь-то, оказывается, вовсе не взламывали! – удивленно воскликнул он. – У них был ключ.
– Ключ? Откуда?
– Ну или, может, дверь просто была открыта. Ты точно помнишь, что с утра ее запирала?
– Да бросьте! И потом, там же защелка.
В этот момент зазвонил телефон. Ада поморщилась (два часа ночи!), но бочком двинулась к аппарату, словно тот был ядовитой змеей.
– Может, уже ответишь? – спросил консьерж.
Она дрожащей рукой взяла трубку.
– Ада! Ада! – донесся голос Джулиано. – Ты в порядке? Что там случилось, Ада?
– Но… – пробормотала она, – откуда ты знаешь? И почему звонишь в такое время?
– Ада, скажи, что ты в порядке!
– Я-то да, но квартиру разнесли полностью. Как ты…
– Ты не пострадала? Они тебя не тронули?
– К счастью, я их даже не видела. Вломились, пока меня не было.
– И правда к счастью. У меня прямо камень с души свалился.
– Прости, но откуда ты узнал…
– Я боялся, что это может случиться. Прости меня, Ада. Я звонил в десять, как только понял, что у меня украли ключи, но ты не отвечала.
– Я была у Дарии. Что там с ключами?
– Их у меня украли, целую связку, прямо из кармана куртки. Там были и те, что от виа дель Ольмо, еще и брелок с адресом. Не нужно было…
– Но кто мог их украсть? Где?
– Куртка висела на вешалке у входа в контору, это мог быть кто угодно. Ты же знаешь, мы работаем с уголовными делами, да и всякие хулиганы шастают. Завтра узнаю, кто ко мне заходил, но пока… Как же я рад узнать, что тебя не было дома, когда они вломились! Ты одна? А, с синьором Доменико? Уже лучше. Поспи сегодня в гостинице, а завтра смени замок.
– Они здесь все разгромили!
– Не волнуйся, все починим, я кого-нибудь пришлю. И прости еще раз, это я виноват. Не стоило держать эти ключи на общей связке.
– Да уж, не стоило.
Но в глубине души, несмотря ни на что – ни на случившееся несчастье, ни на ужас от мысли, что она могла столкнуться с этими отморозками лицом к лицу, – ее почему-то обрадовало, что Джулиано оставил себе возможность в любой момент вернуться в дом, где они вместе прожили целых пять лет.
Успокоив его и распрощавшись, Ада вышла из квартиры и, даже понимая, что теперь это бессмысленно, все-таки закрыла дверь на ключ, а только потом вслед за консьержем направилась к лифту.
Пока они спускались на первый этаж, ее вдруг осенило: «Машина. Пробитые шины. Нигде не написано, что она моя, но они все-таки как-то узнали об этом и выместили на бедном “мини” злость за то, что не нашли дома ничего ценного? Нет, не сходится. Они явно меня знают. И хотели досадить именно мне».
4
Остаток ночи Ада провела у консьержа. Ей так и не удалось сомкнуть глаз. Разве можно предположить, что воры сочли ее достаточно богатой, чтобы вторжение имело смысл? Она вела скромную жизнь, не носила дорогой одежды, а машину купила уже больше семи лет назад. Может, они прознали о наследстве и были убеждены, что, уезжая из Доноры, она захватила деньги и драгоценности с собой?
Наутро она сменила замок, но не чувствовала в себе сил остаться в этом доме, который теперь воспринимала не иначе как оскверненным. На пару ночей ее приютила Дария: этого времени как раз хватило, чтобы договориться о номере в пансионе, где университет время от времени размещал приезжих лекторов.
Сейчас она и сама чувствовала себя приезжей, нежеланным гостем в городе, куда в возрасте двадцати одного года так упорно стремилась и который привыкла считать своим больше, чем тот, где родилась.
Позвонив Лауретте, она не стала объяснять ей настоящие причины, по которым переехала в пансион, как не сказала и о разрыве с Джулиано, придумав в качестве оправдания напряженную работу с кое-какими иностранными коллегами, которым на виа дель Ольмо просто не хватило бы места.
Джулиано звонил дважды: хотел узнать, отошла ли она от шока или еще напугана; несколько раз повторил, что очень виноват. Он так и не смог узнать, кто украл ключи: в тот день в конторе кого только не было, сказали ему, и кроме ключей пропало кое-что ценное, включая кинокамеру одного из коллег и кольца, которые секретарша снимала, садясь за пишущую машинку. «Я тоже сменил все замки, – добавил он, – включая те, что в машине». Ада рассказала о пробитых шинах, но Джулиано не верил, что это могли быть те же люди, которые от злости писали помадой непристойности на зеркале в ванной и пачкали зубной пастой стены.
– Это совпадение. Просто неудачное совпадение, – уверенно заявил он. – Сколько раз такое уже случалось на виа дель Ольмо! Тебе совершенно нечего бояться, что кто-то заимел на тебя зуб.
Так прошло два-три дня. Подруги старались ни на минуту не оставлять Аду в одиночестве, так что за стенами университета ей почти не удавалось уединиться даже для того, чтобы подготовиться к лекциям. Учитывая энтузиазм студентов, она предложила каждому из них выбрать миф о метаморфозе, перевести его на итальянский и прокомментировать, пусть даже в свободной форме. И теперь ожидала получить хотя бы четыре-пять хороших, самостоятельных работ от самых ярких студентов, а от остальных – что они как минимум проявят свою индивидуальность, а это поможет ей адаптировать курс к их потребностям.
С собой в пансион Ада взяла совсем немного вещей, не считая документов и необходимых для подготовки к лекциям книг: вся одежда отправилась в мусорный бак вместе с простынями и одеялами. Ей предстояло полностью обновить гардероб, но сильно тратиться она не собиралась, ограничившись парой спортивных курток, чтобы ходить на работу, и несколькими комплектами хлопкового белья с развала в Монтаньоле. Там же, на лотке с бижутерией, Ада нашла черную кожаную ленту-чокер, которую носила на шее, продев в неаполитанское кольцо: после случившегося в квартире разгрома рисковать не хотелось.
Джиневра еще не звонила ей из Лондона, так что новостей не было, и Ада не знала, начала ли та поиски Эстеллы.
На выходные они с Дарией поехали в Венецию на выставку пейзажистов XIX века, которую подруга сочла полезной для вдохновения на новые trompe-l’œil. Они гуляли по узким улочкам Мерчерии, заглядывали в бутики. «Интересно, почему здесь, в Венеции, можно найти куда более элегантные вещи, чем где-либо еще?» – восклицала Дария, убедившая подругу купить пальто необычного покроя, две блузки и пару обтягивающих брюк. Они вернулись воскресным вечерним поездом, нагруженные пакетами и с опухшими от долгой прогулки ногами.
Когда Ада забирала у портье ключи от номера, тот сообщил:
– Вас спрашивала кузина… секундочку, я записал имя… синьора Досси. Звонила четыре или пять раз – судя по всему, что-то важное.
«Точнее, неприятное», – обеспокоенно перевела для себя Ада. Что такого могло случиться в Доноре? Первой ее реакцией было не звонить, притвориться, что не слышала, развернуться и немедленно уехать обратно в Венецию, не оставив адреса. С нее хватит! Она так устала от несчастий, устала от скорби, от разочарований и нападок! Устала! Все! Почему ее никак не оставят в покое?
Поднявшись в номер, Ада сбросила туфли, заскочила в ванную, нехотя съела банан, чтобы не принимать аспирин на пустой желудок, проглотила две таблетки, запив их водой, рухнула в кровать и уже начала было набирать старый номер Лауретты, но вспомнила, что кузина теперь живет на вилле Гранде.
Лауретта ответила сразу, словно ждала звонка. Она была
