Вечный Китай. Полная история великой цивилизации - Адриано Мадаро
За его спиной раскинулась «земля обетованная», зеленая и пышная. Территория, однажды известная как «песчаный морской полуостров», со временем обрела статус уникального оазиса. Ее площадь в 451 квадратный километр покрыта густой растительностью, а среди почти двадцати тысяч жителей более трех тысяч заняты в сельском хозяйстве.
В 1970 году этот «зеленый меч» в сердце пустыни привлек внимание американского спутника 343, и вскоре Организация Объединенных Наций направила сюда группу экспертов по борьбе с опустыниванием для проведения научного исследования. Наконец-то был найден пример успешной борьбы человека с наступлением пустыни. Практика показала, что первое правило – посадить миллионы деревьев, создав условия для защиты сельского хозяйства. Это титанический труд – потребовалось 50 лет, чтобы возвести эту «зеленую линию обороны», подобную фронту войны против ветров и песков. Она состоит из нескольких «поясов», простирающихся до населенных пунктов, одинаково надежно защищенных тополями, вязами и оливами – своего рода последним рубежом. «Синьцзянская модель» успешно функционирует уже более полувека: четыре уровня древесных барьеров образуют экологические петли, противостоящие натиску пустыни, способствующие выпадению осадков и создающие микроклимат, благоприятный для земледелия и животноводства. Кроме того, в этом районе появились ранее редко встречавшиеся дикие животные, такие как монгольская газель, лиса, волк, фазан и заяц.
Турфанский оазис поражает воображение – это чудо, раскинувшееся в самой глубокой впадине Земли на площади в 4000 квадратных километров, где вершины находятся на высоте 150 метров ниже уровня моря. Вековые лозы вьются вдоль песчаных берегов, оживленных журчанием воды из чудесных ручьев, питаемых подземными колодцами, соединенными каналами, вырытыми с древних времен. В этом уникальном ландшафте обитает народ, словно принадлежащий далекому, навсегда ушедшему времени – уйгуры, древние крестьяне, веками возделывающие виноградники. Но не для того, чтобы делать вино, а чтобы получать сотни разных сортов изюма. Аромат сушеного винограда опьяняет своей насыщенностью. Когда-то средиземноморская лоза пришла сюда по Шелковому пути, прижилась в этом далеком краю, и добрые люди с любовью ухаживают за ней, как и за шелковицей. Здесь перед каждым домом растет тутовое дерево – знак того, что в нем живет или жила прекрасная девушка на выданье, а также символ искусных мастериц, ткущих шелк по уйгурским традициям.
Это не идиллический образ Турфана, это его реальность. Разве что еще нужно добавить непрестанный скрип телег, которые тянут серые, уставшие, сонные ослики. Но далее, особенно в южном Синьцзяне, от Кашгара до Дуньхуана, вдоль старинных караванных троп, между уйгурским стремлением к независимости и полицейскими репрессиями, начинается совсем другая, трагическая история, о которой я расскажу в конце этой главы.
Мы пересекаем пустыню Гурбантюнгют, желтую, как кукурузная мука, чтобы попасть в Алтай – столицу одноименной префектуры у подножия одноименных гор. После часа полета над ослепительной пустыней Алтай предстает перед нами во всем своем величии на северном горизонте, голубой, как кольцо Альп, увиденное с неба Паданской равнины. В аэропорту нас ждет микроавтобус, который быстро везет по обсаженной деревьями дороге мимо пышных сельских угодий с кукурузой, виноградниками и подсолнухами. По пути мы останавливаемся позавтракать в придорожной закусочной и после трех часов езды по пустыне Джунгарии[242] прибываем в довольно спартанскую гостиницу при сельскохозяйственном подразделении.
Солнце палит в разгаре своего бесконечного дня, сухой воздух обжигает горло, но стоит попасть в тень – сразу чувствуешь прохладу. Моя комната, как и все остальные, без ключа: здесь так принято, это признак царящей честности. Уверяют, что конфиденциальность гарантирована. Возможно, но на ночь я предпочитаю запираться – дело привычки.
При входе в этот такой «семейный» отель нас радушно встречают трое местных «авторитетов». Их теплое приветствие напоминает встречу со старыми родственниками, с которыми давно не виделся. Думаю, все дело в том, что здесь, на севере Синьцзяна, где этот огромный регион сужается до узкого перешейка, указывающего в сторону Сибири, приезд гостей – большая редкость, которую непременно нужно отпраздновать. Они с гордостью рассказывают мне, что эта местность знаменита по двум совершенно особым причинам: наводнением 1988 года и полчищами комаров. Но тут же добавляют еще две: близость к границе с Казахстаном и то, что через эти земли протекает единственная во всем Китае река, впадающая в Северный Ледовитый океан, – Иртыш.
Первая остановка – Каласу Гангоу, что в переводе означает «Сухое ущелье», естественная расщелина в земле, где в 1988 году произошло страшное наводнение из-за выхода из берегов реки Алакебике. Реакция местного населения была мгновенной: люди создали насыпь, противостоящую воде, прорывая дренажные каналы и возводя защитные барьеры. Все – мужчины и женщины, дети и старики – боролись с рекой, которая тогда служила границей с Советским Союзом. Однако русские утверждали, что река протекает исключительно по их территории, а границей считали само «Сухое ущелье».
Этот давний спор между русскими и китайцами наводнение заставило разрешить раз и навсегда. Отстояв территорию Каласу Гангоу и избежав затопления более 55 квадратных километров, которые могли быть безвозвратно потеряны, превратившись в озеро, местные «бойцы» вынудили Советы отступить. Позже, после обретения Казахстаном независимости в 1991 году, река Алакебике официально стала границей между двумя странами. Сейчас я стою на краю того самого «Сухого ущелья», превратившегося в зеленую сельскую местность, неподалеку от берега укрощенной реки. Стена с нарисованной на ней картой хранит память о тех событиях. Рядом находится центр для пожилых людей, где мужчины коротают время за картами или шашками, а женщины посещают занятия по танцам. Чуть дальше виднеется здание средней школы с общежитиями.
Из маленькой двери импровизированного бара выглядывает одетая для вечеринки девушка и интересуется, не хотим ли мы выпить. Подтягиваются друзья, девушки наряжаются для предстоящего веселья. Снаружи бара уже зажглась иллюминация, несколько молодых людей на маленьких мотоциклах лихо подмигивают друг другу. Теплый послеполуденный воздух и атмосфера этой маленькой деревушки с аккуратными коттеджами и ухоженными огородами на мгновение переносят меня в почти средиземноморский пейзаж с едва уловимым сицилийским шармом. Это лишь мимолетное впечатление, трепетное ощущение, длящееся одно короткое мгновение.
Еще один прыжок в машину, и вот мы уже на пограничном посту номер 32 в Санг-Деке, прямо перед Казахстаном. Посреди степной поляны стоит небольшой домик с огородом. Флагшток с развевающимся национальным флагом и деревянная контрольная вышка свидетельствуют о том, что это последний клочок китайской земли, самая северо-западная граница страны.
С 1988
