Экономика Российской империи, которая стала фундаментом экономики СССР - Виктория Рустамовна Янтурина
В отличие от мартовской декларации, в документе от 6 мая мы можем наблюдать довольно многообещающие заявления о государственном контроле в части изготовления, обмена и распределения, а также организации производства. Такой довольно резкий переход в риторике представляется симптоматичным, ведь за два месяца после Февральской революции практически всем стало очевидно, что существующая система госрегулирования не в состоянии победить разруху. Безусловно, повлияло на уход от тактики замалчивания проблем и воздействие на Временное правительство эсеро-меньшевистских лидеров Петроградского совета.
Даже такую декларацию, неопределенную и декларативную, буржуазия встретила в штыки. Пункт о госконтроле она расценивала как «социалистический эксперимент над промышленностью». Отвергнув декларацию, буржуазия потребовала от ВП заявления о программе, в полной мере учитывающей ее интересы.
27 мая под давлением Исполкома Петроградского совета Временное правительство поручило министрам (путей сообщения, земледелия, финансов, труда, торговли и промышленности) разработать проект организации высшего государственного органа, которому было бы поручено упорядочить хозяйственную жизнь страны и установить общий план народного хозяйства. Таким образом, можно видеть, что и часть декларации, посвященная экономическому вопросу, и выданное поручение однозначно говорят о том, что на введение некоторых (пока не совсем ясно, насколько широких) элементов государственного регулирования ВП было готово пойти.
Правда, не в полном составе. Так, например, министр торговли и промышленности, московский фабрикант А.И. Коновалов, защищающий в правительстве и министерстве интересы промышленников, решительно возражал против уступок Советам и, более того, вышел в отставку, предполагая бороться с опасными веяниями вне министерского кресла.
Его последователь, временно исполняющий обязанности министра торговли и промышленности, кадет В.А. Степанов, обратился к Временному правительству с докладной запиской, служащей, пожалуй, примером самых радикальных предложений в области решения экономического вопроса, на которые были способны буржуазно-либеральные министры. Однако даже эти предложения не покушаются на святая святых капиталистического базиса: частную собственность на средства производства. Степанов предлагал идти по пути Германии: разрешить регулирование государством лишь важнейших отраслей народного хозяйства и ни в коем случае не допускать колебание принципа частной собственности, отстранение личной инициативы:
«При усвоении принципа регулирования главной опорой, двигательной силой экономики остается по-прежнему начало частно-хозяйственное, подчиненное контролю и руководительству государственному, но требующее весьма бережного к себе отношения».
Чиновник в решительном тоне осуждает «замечавшееся до недавнего прошлого увлечение казенным предпринимательством», оговаривая, что даже в ж/д строительстве «желательно возбуждение в известных пределах частной предприимчивости»[241].
В записке В.А. Степанов также категорически высказывается против самой возможности изменения существующего хозяйственного строя на социалистический «ни сейчас, ни в ближайшее за войной время», о чем ВП должно категорично заявить, ведь такая перспектива отпугивает иностранный капитал, без которого России никак не обойтись.
Что касается монополизации отдельных отраслей, то здесь Степанов допускал такой шаг от правительства, однако только в части торговли, – сферу производства в этом смысле затрагивать считалось вредным. Правда, допускалось в случае необходимости «принудительное объединение предприятий»[242], что можно считать самой радикальной мерой, предложенной в степановской записке в отношении промышленности.
Вместе с тем, руководствуясь примером Германии, можно утверждать, что недопустима организация особых органов контроля по отдельным предприятиям: в отраслях и на предприятиях, регулируемых государством, необходимо было отменить право стачек и локаутов, а также внимательно следить за уровнем заработной платы. Правда, совсем не в том ключе, в каком сейчас, вероятно, подумал внимательный читатель: ведь, по Степанову, повышение заработной платы «имеет свой предел», который требуется определять состоянием производительности труда, а также интересами крестьянства (последнее терпит ущерб от роста зарплат рабочих, ведь за ним следует рост цен на многие товары потребления).
В записке Степанов не допускает поблажек рабочему классу, равно как и не особенно церемонится с торговым капиталом, упрекая последний в консерватизме. Зато промышленная буржуазия ценится исполняющим обязанности министра очень высоко: именно о ее чаяниях он заботится, высказываясь против «колебания принципа частной собственности», выступая за «поощрение частной предприимчивости» и не допуская «контроль по отдельным предприятиям».
Конечно, такая программа регулирования экономики не могла дать хоть сколько-нибудь значимых результатов в том катастрофическом положении дел в стране, которое существовало на тот момент. Однако даже допущенное в записке «принудительное объединение предприятий» не было позднее заявлено Временным правительством в его программных документах, а уж тем более реализовано.
Затишье в области экономической политики вновь продолжалось. И в этот раз до 22 июня 1917 г.
В этот день было опубликовано положение об учреждении Экономического совета и Главного экономического комитета (ГЭК) (справедливости ради стоит сказать, что до этого 5 мая постановлением правительства было учреждено совещание по вопросам развития производительных сил страны, просуществовавшее до 23 июня, после чего было упразднено). На первый орган возлагалась разработка структурного плана организации народного хозяйства и труда, а также законопроектов в области регулирования хозяйственной жизни и контроля над промышленностью.
ГЭК должен был заниматься реализацией программы, подготовленной Экономическим советом (согласование всех соответствующих мероприятий, преобразование существующих организаций, занятых регулированием народного хозяйства, и пр.).
Состав совета сразу был многообещающим[243]: 9 представителей от правительства во главе с министром-председателем, 7 – от промышленности, торговли и банков, 2 – от союзов земств и городов, 2 – от вольно-экономического общества и общества им. Чупрова, 3 – от совета съездов кооперации, 2 – от районных комитетов, 2 – председатели комиссий и только 8 представителей от CP и СД и СКД. Можем наблюдать, что советские представители находились в совете в ничтожном меньшинстве, что, естественно, сводило на нет вес их голоса при совещаниях и голосованиях.
3. Далее 8 июля Временное правительство выпускает декларацию, которая являлась по сути простой реакцией на контрреволюцию.
Напомним, что июньское поражение российской армии на Юго-Западном фронте и новый виток кризиса Временного правительства (2 (15) июля из его состава вышли кадеты) привели к тому, что 3–5 (16–18) июля 1917 г. в Петрограде прошли массовые демонстрации рабочих под охраной вооруженной Красной гвардии, солдат гарнизона и матросов Балтийского флота. Демонстрации проходили под лозунгом «Вся власть Советам!».
Движение приобрело большой размах, поэтому в ночь на 4 (17) июля руководство РСДРП(б) приняло решение возглавить его, придав выступлениям мирный характер. Значительная для военного времени свобода политической агитации, отсутствие насилия над массами открывали возможность мирного перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую[244]. По разным оценкам, на 4 (17) июля численность демонстрантов достигла 400–500 тыс. (из них солдат – 40–60 тыс.).
ВЦИК объявил
