Тюрьма и другие радости жизни. Очерки и стихи - Алексей Валентинович Улюкаев
Оказаться здесь, конечно же, лестно,
Хотя, если честно, мне не к лицу.
Один к одному здесь те, которые
Выбрали участь — хорошеть.
Оказаться здесь, наверное, здорово,
Но мне, если честно, не по душе.
Улыбка начальства сладка, как тортик.
Казалось бы, не с чего и робеть.
Оказаться здесь, конечно, комфортно,
Но мне, если честно, не по себе.
«Пусть Млечный Путь врачи пропишут…»
Пусть Млечный Путь врачи пропишут:
Лактоза узнику нужна.
Падет сметаной мне на крышу,
Пока не съехала она.
Какого, говорю, рожна
Мне не назначила диету
Сверкающая медсанчасть,
Распространив над целым светом
Свою неслыханную власть.
Даёшь товар колониальный!
Как в жирном масле сыр катить,
Тем утоляя свой астральный
Свой небывалый аппетит!
«Не столько комиссия, сколько экскурсия…»
Не столько комиссия, сколько экскурсия
Идёт сквозь вольер зоосада:
Вот баня, вот клуб, а прямо по курсу
Девятый, преддверие ада.
Бросают конфеты, бросают огрызки.
Двуногие в робах рады.
Подходят. И вот совсем уже близко
Девятый, преддверие ада.
Пришли по-советски,
Ушли по-английски.
Экскурсия им в награду.
Все грешники здесь переписаны в списки:
Девятый, преддверие ада.
«Тюремная медицина…»
Тюремная медицина
В помощь костлявой старухе
Во имя отца и сына,
А также святого духа
Каким-то тотальным плацебо
Лечит всё по системе:
Праведникам — на небо,
Грешникам — в геенну,
Оставившим эту Юдоль
На веки, на вечные веки!
Сребреники — Иуде,
Как панацея зекам
Карцер — тариф безлимитный —
Против хандры и сплина —
(жареный лёд!) cito.
Тюремная медицина.
«Бойтесь оперов, улыбки несущих…»
Бойтесь оперов, улыбки несущих,
Бойтесь их пуще данайцев:
Начнут с обещания райских кущей,
А после — отрежут яйца.
«Суд — не скорый, не правый…»
Суд — не скорый, не правый,
Или скорый — неправый вдвойне —
Среди прочих обид за державу
Он торчит, как дурак на коне,
Весь из бронзы (чудесные латы!),
Из тефлона (удобная совесть!).
Нестор, перепиши эти даты
В свою временно-летную повесть:
Окончание срока, начало —
У других подлинней промежуток.
Общий поезд — Столыпин! — с вокзала
Отбывает, бессмыслен и жуток.
Преломи со мной пайку, попутчик:
Там мука на две трети с мякиной.
Да, говно времена! Знали лучше.
Но они ещё будут такими.
«Перебирая наши сроки…»
Перебирая наши сроки,
Как провода под сильным током,
Я новость на хвосте сороки
Ловлю, дыханье затаив,
Один из многих в поле чистом,
Как ноту вольную горниста:
Пора б добраться до амнистии,
Хоть это ровным счетом миф.
«Здесь колония с 37-го года…»
Здесь колония с 37-го года,
И в ее развитии только один перерыв —
В 41-м, когда встали как часть народа,
Грудью Родину заслонив.
А колонию эвакуировали одним этапом —
До ближайшей канавы, а далее — тишина.
…а потом зеков снова пригнали солдаты.
Но это после. Когда закончилась война.
«Боль — она боль везде…»
Боль — она боль везде
И в Африке, и в Торжке,
И зека, и президента
Хватает и бьет по башке.
Множит тебя на ноль,
Кроит поперёк и вдоль —
По виду — отнюдь не al dente,
А просто зубная боль,
Ушная, глазная, ножная,
Ночная, дневная — изволь —
По эту сторону рая
Похмелье без алкоголя.
Но в русских селениях тетки
Такие остались всё-таки,
Что на скаку остановят
Боль, как ругательство, в глотке.
Пошли им, болящим во мгле,
Хоть в Лондоне, хоть в Кремле,
Господь, скромных, тихих и кротких,
Не ангелов — этих тёток.
«Чёрные робы, чёрное солнце…»
Чёрные робы, чёрное солнце —
Сплошь антрацит.
С диагнозом атрофия эмоций
Ждут молодцы
У входа в медчасть номер раз,
Чтоб ангелы дали плацебо.
Зарешёченный иконостас
Упирается в небо.
И только нацелишь заступницу отыскать,
С младенцем её преломить таблетку,
Как постигаешь (а знание это тоска):
Ждать нечего и не от кого.
«Кому повем печаль мою?»
Кому повем печаль мою?
Казенный дом. Казна — и козни.
Казна — и казни. Север, Юг,
Восток и Запад: всюду розни,
Междоусобица, вражда.
Казенный пастырь паству водит.
Которое столетье ждать,
Скрываясь в камуфляж природы
Как в маскировочные сети?
И, стоя бездны на краю,
Один как перст на целом свете,
Кому повем печаль мою?
«Солнце всходит и заходит…»
Солнце всходит и заходит.
Я — сиделец, я сижу
На закате, на восходе.
Значит — ясно и ежу —
Я сижу не пятой точкой,
Не на лавке или как.
Тут уж всякий знает точно,
Что в тюрьме сидит бедняк.
«В моём окне дымятся трубы…»
В моём окне дымятся трубы,
Как будто ФСИНский крематорий
В пейзаж привносит окрик
