Избранные произведения драматургов Азии - Мохан Ракеш
П а н. Спасибо на добром слове! Но я вот что скажу — каждый из нас — мастер своего дела.
Смеются.
Ц и н ь. На днях зайду, потолкуем! Всего хорошего! (Уходит.)
П а н. Да-а! Видно, и в самом деле настали другие времена, раз наш новоиспеченный богач смеет со мной зубоскалить. (К Вану.) Лю Мацзы здесь?
В а н. Подождите минутку, уважаемый, сейчас позову.
Лю Мацзы давно заметил Пан Тайцзяня, но не подходил, боясь помешать его беседе с Цинь Чжунъи.
П е р в ы й п о с е т и т е л ь. А кто такой Тань Сытун?
В т о р о й п о с е т и т е л ь. Слышал я, будто он совершил тяжкое преступление. А иначе за что бы его приговаривать к смертной казни?
Т р е т и й п о с е т и т е л ь. Месяца два или три назад кое-кто из чиновников и ученых замыслили что-то мудреное. Нам этого не понять.
Ч е т в е р т ы й п о с е т и т е л ь. Ладно! Как бы там ни было, на казенном содержании не пропадешь. А этот Тань да Кан Ювэй хотели распустить императорскую гвардию, чтобы мы сами добывали себе пропитание! Хорошо придумали! Нечего сказать.
Т р е т и й п о с е т и т е л ь. А что толку от наших денег, если начальство добрую половину себе загребает?
Ч е т в е р т ы й п о с е т и т е л ь. Лучше жить прокаженным, чем спокойно умереть. Я скоро протянул бы ноги, если бы должен был зарабатывать себе на пропитание.
В а н. Господа! Господа! Не надо болтать о государственных делах!
Разговор прекращается.
П а н (усаживается за столик.) Двести серебряных за деревенскую девчонку? Не много ли?
Л ю (стоит навытяжку). Зато какая девчонка! Ее принарядить да манерам обучить — не стыдно будет и в городе показаться. Хороша! И знает, что к чему! Уж вы поверьте. Я для вас больше, чем для отца родного, стараюсь. Не пожалеете!
Появляется Т а н Т е ц з у й.
В а н. Тецзуй, опять пришел?
Т а н. На улице черт знает что творится! Полная неразбериха.
П а н. Уж не единомышленников ли Тань Сытуна ищут? Но тебе, Тан Тецзуй, не о чем беспокоиться. Кому ты нужен?
Т а н (хмыкнув). Никому, управляющий, но дайте мне немного опиума, и я совсем успокоюсь.
Некоторые, почуяв, что обстановка накаляется, выскальзывают из чайной.
С у н. Пойдем и мы, Чан. Уже поздно!
Ч а н. Что ж, пошли!
К ним подходят соглядатаи Сунь Эньцзы и У Сянцзы.
С у н ь. Погодите.
Ч а н. В чем дело?
С у н ь. Что это ты здесь болтал, что Китаю скоро конец придет!
Ч а н. Я люблю свою страну и боюсь, что ей грозит гибель.
У (к Сун Эръе). Слыхал?
С у н. Братцы! Мы каждый день тут пьем чай. И хозяин знает, что мы — люди надежные.
У. Отвечай, слыхал или нет, что он сказал? Я тебя спрашиваю…
С у н. Господа, неужели нельзя по-хорошему договориться? Присаживайтесь к нам!
С у н ь. Придержи язык, не то и тебе наденем наручники. Раз он сказал, что Китаю скоро конец, значит, он из одной шайки с Тань Сытуном.
С у н. Я… Я слыхал… Он… сказал…
С у н ь (Чану). Пошли!
Ч а н. Куда? Надо же разобраться!
С у н ь. Сопротивляешься власти? Ну, погоди у меня! (Вытаскивает наручники.)
Ч а н. Ну-ну! Поосторожнее! Я — маньчжур.
У. Маньчжур и предатель? Тем хуже! Протягивай руки!
Ч а н. Не надо! Я не сбегу!
С у н ь. Пожалуй, не сбежишь! (Суну.) Пойдем с нами, расскажешь, как было дело. Не бойся, тебя мы отпустим.
Со двора входят Х у а н П а н ц з ы и еще несколько человек.
Х у а н. Ну вот, кажется, все и уладили. Напрасно я сюда притащился.
С у н. Господин Хуан! Господин Хуан!
Х у а н (протирает глаза). Это кто?
С у н. Это — я, Сун Эръе. Прошу вас, замолвите за меня словечко!
Х у а н (разглядев). А-а! Уважаемые господа Сунь Эньцзы и У Сянцзы! Работаете? Давайте, давайте!
С у н. Господин Хуан, помогите! Замолвите словечко!
Х у а н. Я вмешиваюсь лишь тогда, когда властям не управиться. А так соваться — неловко. (Обращаясь ко всем.) Верно я говорю?
В с е. Верно! Верно!
Сунь Эньцзы и У Сянцзы уводят Чан Сые и Сун Эръе.
С у н (к Вану). Присмотри за нашими птицами!
В а н. Будьте спокойны! Пришлю их вам домой.
Шпики и задержанные уходят.
Х у а н (заметив Пан Тайцзяня). А, старина, и ты здесь? Собираешься, говорят, жениться? Прими мои поздравления!
П а н. Надеешься выпить свадебного вина?
Х у а н. Если окажешь честь приглашением.
Входит женщина с пустыми чашками, ставит их на стойку. За ней идет девочка.
Д е в о ч к а. Мама! Я еще хочу есть!
В а н. Идите, идите!
Ж е н щ и н а. Пойдем, детка.
Д е в о ч к а. Мама, ты меня не продашь? Не продашь, а, мам?
Ж е н щ и н а. Девочка моя! (Плачет, уводит дочь.)
Появляется К а н Л ю с дочерью К а н Ш у н ь ц з ы. Останавливается у стойки.
К а н. Доченька! Шуньцзы! Не человек я — зверь! Но что делать? Не пристрою тебя — умрешь с голоду. И вся семья тоже умрет, если я не раздобуду несколько лянов серебра. Смирись, Шуньцзы, с судьбой. Сделай доброе дело!
Ш у н ь ц з ы. Я… Я…
Л ю (подбегая). Она согласилась? Вот и прекрасно! Подойди к господину управляющему! Поклонись ему!
Ш у н ь ц з ы. Я… (Теряет сознание.)
К а н (поддерживает ее). Шуньцзы! Шуньцзы!
Л ю. Что такое?
К а н. Голодная она, да еще расстроилась. Вот голова и закружилась. Шуньцзы! Шуньцзы!
П а н. Зачем мне такая дохлятина?!
Занавес.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Время действия: десять с лишним лет спустя. После смерти Юань Шикая империалисты подбивают китайских милитаристов осуществить раздел страны, в любой момент может вспыхнуть междоусобная война.
Начало лета. Утро.
Место действия: Пекин, чайная «Юйтай».
Все чайные в Пекине к этому времени закрылись. Только «Юйтай» по-прежнему принимала своих посетителей. Но все там было теперь по-другому, все было подчинено одной цели — как-нибудь выжить. Как и прежде, в передней комнате подавали чай, задние комнаты были превращены в гостиницу. В чайной не только торговали чаем, но и тыквенными семечками, лапша же с тушеным мясом ушла в область предания. Кухню переместили в задний дворик, специально для обслуживания постояльцев гостиницы. Мебель тоже стала совсем иной: маленькие столики, покрытые светло-зелеными скатертями, да плетеные стулья. Со стен убрали картины с изображением «восьми хмельных даосских святых», исчез не только сам бог богатства Цайшэнь, но и ниша, куда его ставили, его место заняли модные красотки — реклама иностранной табачной фирмы. По-прежнему украшали стены надписи «Болтать о государственных делах запрещается», только иероглифы стали крупнее. Ван Лифа проявил настоящую сметку. Его чайная не только не погибла, напротив, она теперь процветает. На несколько дней ее закрыли из-за ремонта фасада и завтра должны открыть. В а н Ш у ф э н ь и Л и С а н ь расставляют столы и стулья, передвигают их и так и эдак.
Ван Шуфэнь уже сделала современную прическу, а Ли Сань никак не может расстаться с косичкой. Входят несколько студентов, здороваются и уходят.
