Избранные произведения драматургов Азии - Мохан Ракеш
Входит Т а н Т е ц з у й, по-прежнему худой, неопрятный, но в шелковом халате.
В а н (сердито). А, это ты, господин Тан? Я больше задаром чаем не пою! (Оглядывает Тана, улыбается.) А ты, видно, хорошо живешь! В шелках ходишь!
Т а н. Чуть получше прежнего. Время мне благоприятствует.
В а н. Благоприятствует? Просто не верится.
Т а н. Чем хуже времена, тем лучше у меня идут дела. Каждый хочет знать, суждено ему выжить или умереть. Вот и идут ко мне гадать.
В а н. Пожалуй, что так.
Т а н. Слышал, ты гостиницу открыл, сдай мне комнату.
В а н. Господин Тан, боюсь, с твоим пристрастием у меня тут…
Т а н. А я бросил курить опиум.
В а н. Правда? Ты что, в самом деле разбогател?
Т а н. Я курю теперь героин. (Указывая на рекламу, висящую на стене.) Видишь, сигареты марки Хадэмэнь, длинные, не очень туго набитые (вытаскивает сигарету и показывает), высыплешь из нее табачок, набьешь героином, и хорошо. Сигареты великой Британской империи, героин — из Японии, две великие могучие державы — и обе у меня на службе! Ну не счастье ли это?
В а н. Счастье, да еще какое! Только у меня все номера заняты. Освободится какой-нибудь, непременно сдам тебе!
Т а н. Нет у тебя ко мне уважения! Боишься, что мне нечем будет платить за постой?!
В а н. Ну что ты! Мы же давнишние соседи. Как же можно без уважения?
Т а н. Ты за словом в карман не лезешь!
В а н. Не в этом дело! Я говорю от чистого сердца! Посчитай, сколько за десять с лишним лет ты выпил бесплатно моего чая? Сейчас тебе лучше живется, вот и вернул бы долг!
Т а н. Завтра верну. Все сполна! Да и много ли там набралось? (Сконфуженный, уходит.)
С улицы доносится крик торговца газетами: «Новости о боях на Чансиньдяне! Покупайте газеты! Читайте о боях на Чансиньдяне!» Т о р г о в е ц заглядывает в чайную.
Т о р г о в е ц. Хозяин, новые сведения о боях на Чансиньдяне! Купите газету, почитайте!
В а н. А о чем-нибудь другом там есть?
Т о р г о в е ц. Может, и есть. Прочитайте.
В а н. Не надо! Иди!
Т о р г о в е ц. Читай не читай, хозяин, они все равно будут воевать! (Тан Тецзую.) Господин! А вы интересуетесь?
Т а н. Я не он (указывает на Ван Лифа). Дела государства меня волнуют больше всего. (Берет газету и, не расплатившись, уходит.)
Торговец бежит за ним.
В а н. Чансиньдянь! Чансиньдянь! Совсем близко отсюда. (Кричит.) Эй, Санье, завтра утром пораньше купи овощей. Скоро наверняка закроют городские ворота. И останемся мы ни с чем. Слышишь? (Ему никто не отвечает. Возмущенный, убегает.)
Входит Ч а н С ы е со связкой редьки и двумя курицами.
Ч а н. Хозяин!
В а н. Кто там? А, это ты, Сые! Чем занимаешься?
Ч а н. Торгую овощами! Добываю хлеб собственным трудом! В поте лица своего. Сегодня за городом беспорядки, ничего не купишь. Бегал-бегал, удалось добыть эти две курицы да несколько цзиней редьки. Слышал, что ты завтра открываешь чайную, вот и принес, может, пригодятся.
В а н. Спасибо! А я уж и не знал, что делать.
Ч а н (оглядывая чайную). Хорошо! Очень хорошо! Просто прекрасно! Все крупные чайные позакрывались, один ты благодаря своему уму смог приспособиться к новым временам.
В а н. Ну что ты! Какой там ум! Я просто сил своих не щажу, вот и весь секрет. Тревожно только, что в Поднебесной такие беспорядки!
Ч а н. Таким, как я, теперь, пожалуй, и места не найдется в чайной.
Входит С у н Э р ъ е, одет бедно, в руках клетка с певчими птицами.
С у н. Услыхал, что ты завтра открываешь чайную и пришел поздравить. (Увидев Чан Сые.) А ты, Сые, совсем про меня забыл!
Ч а н. Здравствуй, брат!
В а н. Присаживайтесь!
С у н. Здравствуй, хозяин! Здорова ли жена, дети? Как идут дела?
В а н (бодро). Все благополучно! (Берет кур и соленья.) Сые, сколько за это?
Ч а н. Сколько дашь!
В а н. Сейчас я вас чаем угощу. (Уносит покупки.)
С у н. Как живешь, Сые?
Ч а н. Торгую овощами. Работы лишился, вот и приходится как-то добывать на пропитание. А ты как?..
С у н. Я? Слезы, а не жизнь — видишь, во что одет, на кого похож?
Ч а н. Ты, брат, горемычный, неужто не найдешь какого-нибудь дела?
С у н. Думаешь, не искал? Но кто согласится сейчас взять на службу маньчжура? И при Цинах было не очень хорошо, но сейчас я просто с голоду помираю.
В а н (приносит чайник, протягивает Чан Сые деньги). Вот возьми. Хватит?
Ч а н (берет деньги, не считая, прячет за пазуху). Ладно!
В а н Э р ъ е (указывает на клетку). Канарейка?
С у н. Да-да! Она самая. Голодаю, а птицу кормлю. (Воодушевившись.) Погляди, до чего хороша! (Открывает крышку.) Глянешь на нее — и умирать не хочется!
В а н. Ну что вы все о смерти! Погодите, и вам повезет.
Ч а н. Пойдем, браток! Выпьем где-нибудь рюмку-другую. Развеем тоску. Хозяин, вас я не приглашаю, денег не хватит.
В а н. Да я все равно не могу составить вам компанию. Занят.
Ч а н С ы е и С у н Э р ъ е уходят, входят С у н ь Э н ь ц з ы и У С я н ц з ы. Они, как и прежде, в серых халатах, только с узкими рукавами, поверх халатов — серые куртки.
С у н (делает шаг вперед, кланяется). А-а! Это вы, господа!
Ван Лифа тоже кланяется. Вошедшие в растерянности.
С у н ь. В чем дело? Вот уже несколько лет республика, а вы кланяетесь, как при маньчжурах! Разучились приветствовать по-китайски?
С у н. Это потому, что вы в серых халатах. Сразу вспомнилось прошлое.
В а н. И мне тоже. И потом, прежние поклоны куда красивее.
У (хохочет). Я вижу, Сун Эръе, ты не у дел, а наши серые халаты сослужили нам добрую службу. (Увидев Чан Сые.) Уж не Чан Сые ли это?
Ч а н. Да-да! Глаз у тебя верный! В год усюй я здесь сказал, что Великому Цинскому государству скоро конец, так вы схватили меня и упекли на год в тюрьму!
С у н ь. Хорошая у тебя память! Как поживаешь?
Ч а н. Вашими заботами! Вышел из тюрьмы, а тут как раз наступил год гэньцзы[5], началось движение в поддержку Цинов против иностранцев. Я присоединился к ихэтуаням[6], воевал против иностранцев. Воевали, воевали, а Цины все равно погибли! Туда им и дорога! Я хоть и маньчжур, но люблю справедливость! А что сейчас? Каждый день с трех часов ночи до десяти утра хожу с коромыслом по городу, пока не распродам овощи. Трудом своим зарабатываю на жизнь и чувствую, что сил прибавилось. И если чужеземцы снова двинут против нас войска, я, Чан, в любую минуту готов сразиться с ними. Я — маньчжур, а маньчжур — тот же китаец! Что вы скажете на
