Избранные произведения драматургов Азии - Мохан Ракеш

В т о р о й  ж и т е л ь. Нам не разрешали разговаривать, собираться вот так — втроем или впятером — мы не могли. Он не оставил в стране ни кофеен, ни кабаков. Верни нам, боже, табак и напитки!

Т р е т и й  ж и т е л ь. Не говорите так, султан Мурад был великим падишахом. Если бы он не правил твердой рукой, если бы он не парил над нами, словно зоркий орел, разве избавил бы он страну от раздоров?

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. Верно! Если голова не может заставить слушаться своих речей, то неизвестно, куда занесут ноги. Говорят, новый падишах человек кроткий и добрый, как бы не начался беспорядок…

П е р в ы й  ж и т е л ь. Да, народ не растеряется, каждый захочет воспользоваться этим. Чрезмерный гнет людям надоедает, время от времени нужно дать поблажку и шайтану.

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь (третьему). Хорошее у вас дело, у поваров! Не успел слететь с вас страх перед султаном Мурадом, как вы уже вовсю торгуете кебабом и пловом.

Т р е т и й  ж и т е л ь. Вспомни-ка лучше о своих плутнях, знаем мы, что ждет нас в твоей кофейне! Сколько раз ты меня обманывал. А у меня как ел ты сорок кусков кебаба или сто дирхемов[42] рисового плова за одно акче[43], так и будешь есть.

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. А если ты вместо сорока кусков даешь тридцать восемь, кто считает? Кто узнает, если ты вместо ста дирхемов плова подсунешь девяносто?

Т р е т и й  ж и т е л ь. Клянусь! Есть же аллах на небесах! Что он скажет?

П е р в ы й  ж и т е л ь (смеясь). Зато ты — на земле, со всеми своими бесовскими проделками, это точно!

Все смеются.

В т о р о й  ж и т е л ь. Говорят, новый падишах сказал: «Я молюсь, чтобы мои рабы были мной довольны, чтобы ни один человек не страдал в моей стране». Удивительно. До него ни один падишах так не говорил, никто не брал в расчет своих рабов. Есть у кого-нибудь табак?

Т р е т и й  ж и т е л ь. Видали? Рабы уже принялись ублажать себя!

В т о р о й  ж и т е л ь (спокойно сворачивал табак, взятый у первого жителя). Что ж такого? Говорят же, что новый падишах — человек хороший.

Все смотрят на него вопросительно.

Странный мир! Один расстается с головой оттого, что хочет быть падишахом, другого сажают на престол насильно.

Ч е т в е р т ы й  ж и т е л ь. Наконец взошла звезда его матери, Кёсем-султан! Другой-то ее сын, султан Мурад, ни с кем не желал делить свою власть.

Т р е т и й  ж и т е л ь. Да. После такого хищника, как султан Мурад, такой кроткий голубь, как султан Ибрахим…

П е р в ы й  ж и т е л ь. Не говори! Как вертится колесо судьбы: то Мурад, то Ибрахим, то Али, то Вели! Кто-нибудь над нами да есть, либо умный, либо безумный!

В с е. Либо умный, либо безумный!

Сцена третья

Дворец Топкапы. Ночь.

Покои Кёсем-султан. Она одна.

К ё с е м-с у л т а н. Ты причинил мне много горя, Мурад, очень много! Но пусть твоим прибежищем будет рай! Я родила тебя, но ты быстро повзрослел и отстранил меня. Мое слово во дворце Османов перестало что-нибудь значить. Я, Кёсем, перевидавшая стольких султанов, превратилась в почетную невольницу на покое. Быть вдали от власти для меня, что быть погребенной заживо. Пусть твоим прибежищем будет рай, но твоя смерть стала вторым рождением и для меня и для Ибрахима. Еще немного, и ты не пощадил бы и его, единственного наследника престола. Мне едва удалось вырвать его из твоих рук и спасти. Бедный ребенок, как он привык к своей темной келье… Не мог смотреть на свет. Плохо, что везиры видели это. Особенно Великий везир! О чем они шептались? Великий везир — могущественный человек, уж если что схватит, то не упустит. Вдруг он позарится на престол и добьется от шейх уль-ислама фетвы[44] признания, что падишах — безумный, не может править страной, и этим положит конец династии? Нужно поскорее что-то делать. Поднять на ноги весь гарем, а может быть, и всю страну от Атлантического океана до Индийского, от русских равнин до абиссинских плоскогорий — всю страну Османов. Нужно поскорее получить от нового падишаха потомство. Да где же застряла эта девушка? Другим ничего не удалось, может быть, эта окажется искусней. Если бы ей удалось взволновать кровь Ибрахима! Как долго тянется время, о аллах! (Прислушивается к звуку шагов.) Кажется, идет! Может быть, эта девушка порадует нас.

Входит  н е в о л ь н и ц а, Кёсем-султан подбегает к ней. Девушка стоит, опустив голову.

К ё с е м-с у л т а н. И ты пришла ни с чем? Что же вы за женщины? Едите хлеб династии Османов, она балует вас, а вы не можете порадовать мужчину этой династии! (Делает ей знак выйти.)

Невольница уходит.

Уж не попал ли сын под власть ведьмы? Может быть, волшебством сковали его мужское достоинство?

Слышится чей-то голос.

Кто это? Кто — я спрашиваю? Аллах, аллах… (Подходит к двери, открывает.)

Тихо входит  с у л т а н  И б р а х и м, он выглядит усталым.

Это ты, мой птенчик? Мой лев! Что с тобой, мой Ибрахим? Сядь, расскажи.

С у л т а н  И б р а х и м. Я задыхаюсь, матушка, я задыхаюсь. Кажется, будто железная пятерня сжимает мне сердце. Мир тесен мне, я умираю. (Плачет, кладет ей голову на плечо.)

К ё с е м-с у л т а н (гладя его по голове). Успокойся, мой Ибрахим. Ведь ты самый могущественный падишах в мире. Все в твоей власти.

С у л т а н  И б р а х и м. Что мне делать с властью падишаха, матушка? На что нужны мне страны и материки, если я не могу дышать? Не могу вволю надышаться! Словно я отрезан от внешнего мира. Воздух, которому радуются и зверь и птица, я не могу вдохнуть полной грудью. Ночами душат слезы…

К ё с е м-с у л т а н. Завтра соберутся все дворцовые врачи и узнают, чем ты болен.

С у л т а н  И б р а х и м. Сегодня после полудня я велел позвать врачей, но никто не смог сказать ничего путного. Чем дольше они со мной говорили, тем сильнее меня охватывала тоска.

К ё с е м-с у л т а н (подыскивая слова). Сынок, у тебя в гареме есть самые разные невольницы. Может быть, они тебя развлекут? А если эти тебе не нравятся, найдем других — смуглых арабских девушек, белокурых голубоглазых русских и немецких красавиц, черкесских рабынь с тонким станом… Я хочу, чтобы у тебя появились наследники, сияющие светом принцы. В наших стенах должны поскорей зазвенеть голоса младенцев!

С у л т а н  И б р а х и м (в смущении, безнадежно). Ах, матушка!..

К ё с е м-с у л т а н (грустно, с любопытством). Разве девушки, что были у тебя сегодня, не порадовали тебя?

С у л т а н  И б р а х и м (сердито выпрямляясь). Матушка, матушка! (Задыхаясь, выбегает.)

К ё с е м-с у л т а н. Ах, мой Ибрахим… ах… Мои слова задели его самолюбие, он смутился. Что ж, если врачам ничего не удалось, попробуем другие средства. (Хлопает в ладоши.)

Входит  Т у р х а н.

Подойди ко мне поближе, девушка. (Осматривает невольницу.) Хмм… Хорошо, Турхан. Скажи, чтобы ко мне пришел силяхтар-ага. Потом