Корейская война 1950-1953: Неоконченное противостояние - Макс Гастингс
Некоторые из этих «друзей» и вправду проявляли неслыханную доброту и щедрость к корейцам: брали на попечение и учили сирот, собирали крупные суммы на благотворительность, отдавали всю имевшуюся в части лишнюю еду и одежду. Однако многие так и не избавились от хронического недоверия к гукам и проявляли его в минуты стресса дичайшими выходками. Одним февральским утром 1951 года рядовой Уоррен Эвери из 29-го пехотного полка выехал с компанией других солдат в соседнее селение в «куриный патруль» – поискать птицу для взводного котла. Их остановили на корейском блокпосту военные полицейские. «Один из них что-то сказал Гибсону, и все они передернули затворы. Мы не знали, кто они, южные или северные, верить им или нет. Поэтому, услышав щелчок затвора, я просто дал автоматную очередь с разворота и очистил к хренам этот перекресток»[281]. В правдивости этой истории можно не сомневаться, подобное происходило сплошь и рядом. «Увидеть в корейце человека мог разве что какой-нибудь ученый-антрополог, – говорит морской пехотинец Селвин Хэндлер. – Для остальных это было просто стадо гуков. Кого волнуют их чувства? В то время мы были очень самодовольными американцами»[282]. Лейтенант Роберт Себилиан из 5-го полка морской пехоты о том, как обращались в 8-й армии с беженцами, подбирающимися к рубежам войск ООН, рассказывает так: «Скорее всего, нам случалось убивать и ни в чем не повинных, но как было узнать, на чьей они стороне? Для военного вопрос стоял просто: ты позволишь им проникнуть?»[283] Очень часто отвечать на него приходится безжалостным «нет».
Когда солдаты ООН видели, как корейцы обращаются друг с другом, их неприятие только усиливалось. «Трудно было воспринимать их как цивилизованных людей, – говорит майор Гордон Гейл, заместитель командира 7-го полка морской пехоты. – Меня поражало абсолютное отсутствие у них христианского духа. Их соотечественников за соседним холмом артиллерия ровняет с землей, а им смешно»[284]. Американцам приказали не вмешиваться в допросы военнопленных, которые проводила контрразведка армии Республики Корея. «Смотреть, как людей забивают до смерти, было невыносимо», – говорит майор Эд Симмонс из 1-го полка морской пехоты[285]. Когда сержанта Уильяма Норриса отправили на учебное задание от группы военных советников США в Корее, дисциплинарные методы в корейской армии его ужаснули: «Я видел, как расстреляли дезертира. Парнишку, который потерял винтовку стоимостью несчастных 87 долларов, на целый день поставили в бочку с водой. В январе. Солдат пороли сосновыми хворостинами. Огораживали целые города, отлавливая призывников. Американцы ничего с этим поделать не могли. Это Азия, такие у них тут понятия»[286]. Молодой канадец Крис Снайдер пожаловался на одного из корейцев, прикомандированных к взводу: солдат постоянно засыпал на дежурстве. Разбираться прибыл из батальонного штаба корейский офицер связи. Снайдера разбудили, и один из бойцов сообщил, что явившийся офицер вместе с корейским старшим сержантом вывели нарушителя дисциплины из части и велели рыть могилу. Его расстреляли прежде, чем канадцы успели вмешаться. Офицера связи и сержанта заменили, но происшествие это сильно травмировало весь взвод. Канадцев ошеломило, что люди в принципе могут так обращаться друг с другом. Однако нечто подобное наблюдал у южнокорейцев почти каждый ветеран войск ООН. На страхе казни без суда и следствия строилась, судя по всему, вся дисциплина в армии Республики Корея. Как сообщал в уничижительном докладе в Пентагон член группы военных советников США в Корее подполковник Леон Смит,
[офицер южнокорейской армии] почти никогда не испытывает ни любви, ни уважения к вышестоящим, для него существует только подчинение. Любви, уважения и ответственности по отношению к собственным подчиненным он тоже не чувствует. Он гоняет нижестоящих, ворует у всех. Все свое время и силы он тратит на очковтирательство, не стараясь по-настоящему что-то наладить. Он упорно работает над своим эго, претендуя на непогрешимость, но, когда наступают тяжелые времена, ищет поддержки и решения у своего советника[287].
Вот на такой почве недоверия и презрения к стране, чьи интересы предполагалось отстаивать в этом конфликте, ООН пыталась вырастить из южнокорейской армии действенное орудие, а из самой Южной Кореи – жизнеспособный политический субъект.
Глава 13
Война спецслужб
После Второй мировой войны не только американские вооруженные силы подверглись резкому сокращению и демобилизации. Разведывательная организация Уильяма Донована, Управление стратегических служб, созданная практически с нуля за пять лет интенсивной работы в военное время, была низведена до крошечного бюро в Вашингтоне с горсткой агентов на местах. Именно таковы были масштабы и пределы возможностей ведомства, переименованного в Центральное разведывательное управление, летом 1950 года. У «компании» был небольшой офис в Токио, но операции на Дальнем Востоке постоянно буксовали из-за козней Макартура. Еще со времен Второй мировой, когда он постарался не допустить тайной деятельности каких бы то ни было «частных армий» разведки на своем театре, генерал негативно относился к подобной практике. Только в мае 1950 года ЦРУ получило разрешение открыть в Токио первую резидентуру. И летом, когда работы стало невпроворот, она развернулась в активную оперативную сеть. Отдел специальных операций (Office of Special Operations) Уильяма Даггана отвечал за сбор разведданных на Дальнем Востоке. Джордж Орелл – не без трудностей – обеспечивал взаимодействие со штабом главнокомандующего союзными войсками. Экстравагантный датчанин Ханс Тофте, которого под конец Второй мировой привела в Управление стратегических служб тяга к авантюрам за линией фронта, создал новое подразделение для проведения секретных операций – Управление политической координации (Office of Policy Coordination)[288]. Тем временем, когда администрация в Вашингтоне на горьком опыте узнала, чем оборачиваются попытки вести внешнюю политику без адекватной разведывательной информации о реальных и потенциальных противниках, директора ЦРУ адмирала Роско Хилленкоттера сняли с должности. Вместо него по настоятельной рекомендации генерала Маршалла Трумэн назначил генерала Уолтера Беделла Смита, начальника штаба на северо-западе Европы при Эйзенхауэре во время войны. Назначение Беделла Смита практически мгновенно обеспечило ЦРУ кредит доверия и доступ к ресурсам в Вашингтоне, что дало агентству необходимые мощности для масштабного расширения в следующие три года.
Тем не менее на протяжении всей корейской войны разведданные о стратегических намерениях Китая и Северной Кореи оставались крайне скудными. До сих пор нет никаких подтверждений того, что Вашингтон обладал каким-либо высокопоставленным агентом в Пхеньяне или Пекине. Определенно самым важным и эффективным источником оперативных разведданных, как и во время Второй мировой, выступали расшифровки вражеских радиопереговоров центром радиотехнической разведки, специально созданным для этой цели неподалеку от Вашингтона. Но доступное количество перехваченных данных было ограничено из-за нехватки у противника сложной аппаратуры связи. Поэтому начиная с 1950 года в Южной Корее был основан ряд разнообразных организаций агентурной разведки для сбора разведданных методом живого наблюдения за линией коммунистического фронта и для курирования партизанских операций. Ни одна особенно не преуспела, и все платили высочайшую цену человеческими жизнями, в основном корейскими. Однако без упоминания их деятельности картина этой войны будет неполной.
Когда Америка вступила в корейскую войну, на полуострове была срочно организована резидентура ЦРУ – сначала в Пусане под руководством ветерана Второй мировой, командира воздушно-десантных войск Бена Вандерворта. Опыт руководства спецоперациями у него был мизерный, и должность эта оказалась совершенно не по нему, так что вскоре Вандерворта сменил грозный гигант Ал Хэни, бывший сотрудник ФБР, много лет прослуживший в Южной Америке. Заместителем начальника резидентуры стал Джек Синглауб – в прошлом десантник, работавший в Управлении стратегических служб в Индокитае, а затем в организациях – преемницах УСС: Отделе стратегических служб, Центральной разведывательной группе и, наконец, в недавно созданном Центральном разведывательном управлении. Пока гоминьдановцев не выдворили из материкового Китая, Синглауб возглавлял резидентуру ЦРУ в Мукдене. Когда началась корейская война, он в звании подполковника организовывал подготовку рейнджеров
