Империя истребления: История массовых убийств, совершенных нацистами - Алекс Кей
Генеральное решение об использовании труда советских военнопленных в немецкой военной промышленности на территории рейха, принятое на самом высоком уровне в конце октября 1941 г., временно дало надежду на увеличение продолжительности жизни значительного числа пленных за счет доступа к увеличенному пайку. Однако уже через неделю Геринг объявил, что на работу в рейх следует массово отправлять советских гражданских лиц. В конце концов, мирные советские люди представлялись более предпочтительной альтернативой истощенным и недоедающим военнопленным. Действительно, в 1942 г. в Германию было отправлено около 1,4 млн советских граждан, что в три раза превышало количество советских военнопленных, отправленных за тот же период (456 000). Даже пленные, способные работать, были смертельно ослаблены холодом и измучены тяжелым трудом. На многих территориях число «пригодных к работе» заключенных упало до рекордно низкого уровня. Жестокое обращение со стороны немецких охранных отрядов также сыграло свою роль; они часто не делали различий между «полезными» и «бесполезными». Характерным было поведение персонала Дулага-220 (Гомель), который не только расстреливал каждый день на маршах на работу от 15 до 50 заключенных из рабочих отрядов, но и устроил так называемый марафонский забег до железнодорожной станции, где отбиралась рабочая сила для первого эшелона в Германию: охранники расстреляли 200 человек, упавших от усталости по дороге, а остальных загнали в вагоны. Поскольку все советские пленные немецкой военной экономике не требовались, государство и частная промышленность могли отобрать из их массы тех, кого считали «пригодными для работы», а остальных, по выражению генерал-квартирмейстера Вагнера, оставляли «умирать от голода»: преднамеренное и организованное массовое голодание, с одной стороны, сочеталось с расширением использования принудительного труда – с другой{243}.
Параллельное развитие событий в течение осени и зимы 1941/42 г. на совершенно разных территориях под немецким контролем – в генерал-губернаторстве, тыловой зоне группы армий «Центр», тыловой зоне группы армий «Юг», рейхскомиссариате «Украина» и рейхскомиссариате «Остланд» – указывает на общие причины массовой гибели советских военнопленных. Здесь следует отметить, что ни в генерал-губернаторстве, ни в тыловом районе группы армий «Центр», ни в рейхскомиссариате «Украина» количество пленных так и не дошло до запланированного уровня. Даже в двух крупных сражениях в сентябре и октябре 1941 г. – битвах за Киев и Брянск/Вязьму – немецкие войска взяли меньше пленных, чем в 1940 г. во Франции за аналогичный период времени (1,9 млн), притом что французов они никоим образом не морили голодом. Так же складывалась ситуация и в самом рейхе: число пленных красноармейцев, доставленных в Германию к концу 1941 г., составило 500 000 человек; эта цифра была намного ниже общего количества, которое предполагалось на этапе планирования весной{244}.
К началу февраля 1942 г., то есть чуть больше чем через семь месяцев, умерли или были убиты охраной 2 млн советских военнопленных, или 60 % от 3,35 млн красноармейцев, попавших в плен в этот период (большинство из них были захвачены в конце октября 1941 г.). На территории рейха за эти месяцы погибло не менее 265 000, или около 53 %, советских военнопленных. (Для сравнения: уровень смертности среди польских и советских гражданских подневольных работников на территории Германии был существенно ниже 10 %.) Тот факт, что эта смертность оказалась лишь немногим ниже смертности в лагерях для военнопленных к востоку от границ рейха, не только проливает свет на условия жизни пленных советских солдат в Германии. Он показывает также, что советских военнопленных в немецком плену ждала одна и та же судьба, независимо от их конкретного местонахождения, и опровергает представление о том, что главная причина массовой смертности – долгая транспортировка и связанные с ней проблемы снабжения. За период с октября 1941 г. по февраль 1942 г. в одном большом лагере для военнопленных на оккупированных советских территориях погибало столько же людей, сколько за тот же период могла убить целая айнзатцгруппа. Таким образом, зимой 1941/42 г. пленные советские солдаты составляли самую большую группу жертв нацистской политики массовых убийств{245}.
Судьба советских военнопленных зимой 1941/42 г. даже побудила упоминавшегося ранее рейхсминистра по делам оккупированных восточных территорий Альфреда Розенберга направить в конце февраля 1942 г. протест шефу ОКВ Вильгельму Кейтелю:
Судьба советских военнопленных в Германии […] трагедия величайшего масштаба. Из 3,6 млн военнопленных сегодня полностью трудоспособны только несколько сотен тысяч. Значительная часть из них умерла от голода или погибла в результате неблагоприятных погодных условий. Тысячи умерли от тифа. Понятно, что пропитание таких масс военнопленных вызывает трудности. Тем не менее […] смерти и разрушений таких масштабов можно было избежать. […] В большинстве случаев, однако, коменданты лагерей запрещали гражданскому населению давать военнопленным еду и предпочитали, чтобы те умирали от голода. Запрещалось гражданским подкармливать пленных даже и на маршах к лагерям. Во многих случаях, когда военнопленные из-за голода и истощения не могли больше идти во время маршей, их расстреливали на глазах у охваченного ужасом гражданского населения, а трупы бросали. Во многих лагерях военнопленным не предоставляли никакого укрытия. Они лежали под открытым небом в дождь и снег. Им не давали даже инструментов, необходимых для рытья землянок или ям. Систематическая дезинфекция военнопленных в лагерях и самих лагерей, очевидно, не проводилась. Были слышны такие высказывания: «Чем больше этих пленных умрет, тем для нас лучше».
Из письма Розенберга следует, что основной причиной массовой смертности среди советских военнопленных были крайне неудовлетворительные условия содержания в лагерях и голод, вызванный запретом для гражданского населения кормить их. Розенберг был высокопоставленным партийным чиновником и представителем старой гвардии нацистов. Он сам был виновен в военных преступлениях и преступлениях против человечности, за что после войны был казнен в Нюрнберге. В начале сентября 1941 г. он прямо заявил, что положения Гаагской конвенции о сухопутной войне 1907 г., которая предусматривала «гуманное обращение с военнопленными» и была подписана Германией и Россией, не действуют на оккупированных советских территориях. Однако даже он был потрясен бесчеловечным обращением вермахта с пленными советскими солдатами. О том, что происходит в лагерях военнопленных, Розенберг знал с первой половины июля 1941 г., когда он получил подробный отчет об условиях содержания в пересыльном лагере в Дроздах под Минском. Однако тогда он не был готов открыто осудить такое обращение. Только в конце февраля 1942 г., в полностью изменившейся ситуации, после гибели 2 млн советских военнопленных, он поддержал призывы к улучшению условий, с которыми выступил высокопоставленный сотрудник его штаба – доктор Отто Бройтигам, подлинный автор письма Розенберга, – и выразил протест{246}.
На совещании старших квартирмейстеров групп армий и армий 17–18 апреля 1942 г. было отмечено, что на начало месяца от голода и тифа – болезни, обычно связанной с хроническим недоеданием, – погибло 47 % советских военнопленных, перевезенных в немецком рейхе. К середине апреля 1942 г. доля умерших или убитых советских военнопленных в лагерях генерал-губернаторства достигла немыслимых 85 %. В подавляющем большинстве случаев пленные умирали от голода и истощения. Эпидемии, прежде всего тиф, уносили гораздо меньше жизней. Среди военнопленных в тыловом районе группы армий «Центр» зимой 1941/42 г. ежемесячно регистрировалось от 3700 до 4900 новых случаев заболевания тифом, что составляло от 2 до 5 % от общего числа заключенных; однако эта болезнь привела менее чем к 10 % смертельных исходов. В рейхскомиссариате «Украина» в феврале 1942 г. от тифа скончались только 14 % всех умерших заключенных. Это означает, что подавляющее большинство смертей среди советских заключенных в эти месяцы было вызвано непосредственно (а остальные косвенно) недоеданием{247}.
Украинцу Григорию Павловичу Донскому удалось пережить это испытание. Позже он описал свой (и слишком распространенный) опыт:
Мой плен начался 17 мая 1942 года. Несколько дней нас держали в лагерях в Крыму (Джанкой, Феодосия). Еды нам не давали,
