Туркменские сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки
Красавица глянула на крошечного мальчишку, ударила себя по коленям и взвизгнула на всю площадь:
— Негодные! Кто сыграл со мной злую шутку? Это ли отважнейший из отважных и бесстрашнейший из бесстрашных! Да его можно всего с головою запрятать в скорлупу от ореха!
Но Ярты не смутился. Он ответил:
— Не по росту цени, цени по делу!
И, увидев, что красавица залилась слезами, прибавил:
— Было бы из-за чего плакать! Не для того я лазил на башню, чтобы стать твоим мужем и повелителем царства. Ты вовсе мне не нужна. Слыхала, что говорят в народе: «Брыкливого ишака и бархатная попона не украсит!» Не для тебя я старался, я хотел поберечь лихих джигитов, что, как бабочки на огонь, летели на твой зов. А теперь — зови не зови — никто не придет к тебе, хоть развесь ты свои шапки на всех минаретах! А из этой серебряной тюбетейки я сошью отличный налобник для своего старого ишака: он у меня не брыкливый!
Так сказал Ярты, и толпа засмеялась.
— Слуги, воины, рабы! — закричала дочь падишаха. — Отрубите голову дерзкому мальчишке!
Слуги бросились выполнять ее приказание, но Ярты как сквозь землю провалился. Сколько его ни искали, — найти не могли. Не так-то легко найти иголку в стоге сена!
А Ярты был уже далеко — за городской стеною. Он отвязал своего верного ишака, вскарабкался к нему на спину и, не спеша, потрусил к своему аулу.
— Ио, ио! — подгонял мальчик осла. — Скачи проворней, если можешь. На нашем хлопковом поле куда привольней, чем в городе падишаха!
Так он ехал, беседуя со своим серым другом. Ярко светило солнце, а впереди расстилалась длинная, как сама жизнь, дорога пустыни.
Ярты-гулак отправляется в путь
линна дорога пустыни, но и пустыне бывает конец. Долго рассказывать сказку, но и сказка когда-нибудь кончится. Было ли это, или не было, — недалеко от аула, где жил Ярты, среди песков находился древний колодец. А рядом с колодцем росли три высоких тутовых дерева.На всю пустыню славился этот колодец своей чистой и прозрачной водой. Поэтому часто в тени деревьев останавливались на отдых караваны, чтобы и люди, и кони, и ослы, и двугорбые верблюды могли утолить свою жажду прохладной водой. Недаром прозвали путники этот колодец «Ак-су», что значит «белая вода» — вода, чище которой нет и слаще которой нет.
Очень часто бегал Ярты к колодцу.
Он любил смотреть, как, мерно покачиваясь на ходу, подходили к колодцу верблюды. Медленно опускались они на колени, а погонщики с криком и веселыми шутками снимали у них со спины тяжелые вьюки.
Он любил смотреть, как, забыв про усталость, люди раскладывали в прохладной тени кошмы и цветистые ковры. Они разводили костры и усаживались вокруг больших казанов, собираясь сытно поесть после долгого утомительного пути. Кричали верблюды, ревели ослы, ржали красавцы-кони у водопоя, а деревянное колесо колодца все скрипело и скрипело, поднимая из глубины большие кожаные ведра, и прозрачная, как стекло, вода, журча наполняла кувшины и бурдюки.
Многое можно было увидеть у старого колодца, но больше всего любил Ярты слушать рассказы путников про далекие страны.
Он любил слушать о жарких краях, где бродят в лесах стада диких слонов, где в пальмовых рощах от зари до зари кричат и скачут проворные обезьяны, а на отмелях великих рек дремлют ленивые носороги.
Он любил слушать о больших древних городах, где живут искусные мастера, умеющие делать бумагу, закалять сталь в огне, строить прекрасные здания и мосты и обжигать прозрачный фарфор, равного которому нет на свете.
Он любил слушать о далеких морях — то синих под ярким солнцем, то черных в час непогоды. О высоких горах, на вершинах которых гнездятся орлы и грифы. О равнинах, покрытых глубоким снегом. Об охотниках страны холода, добывающих мех лисицы и горностая.
Слышал не раз Ярты и рассказы путников об ученых людях полуночных стран, следящих за движением звезд и исцеляющих все болезни.
Слышал он о богатых базарах Куня-Ургенча и Бухары, о красавицах Индии и мудрецах Китая.
Многое слышал Ярты у старого колодца, и хотелось ему самому побывать повсюду, посмотреть, что хорошо и что плохо в соседних странах: поучиться у мудрецов — мудрости, у ученых — учености, у мастеров — мастерству, у охотников — смелости и отваге.
Но отец сказал Ярты-гулаку:
— Ягненок мой, и отец твой, и дед, и прадед прожили долгую жизнь, но знали только одну дорогу — от своей кибитки до хлопкового поля. В далекие страны ездит тот, у кого много денег, а с одной медной таньга не уйдешь дальше своего дувала.
Так говорил отец, так говорила нужда. Но не так думал Ярты-гулак. Он непременно хотел и себя показать, и весь свет посмотреть. Он давно бы ушел в далекие страны, но не хотел причинить горе своим родителям.
Однажды Ярты пришел к колодцу и увидел, что в тени деревьев расположился большой караван для ночлега. Было в нем триста верблюдов, и, как разузнал Ярты, направлялся он из Хивы в далекий Коканд.
Прыгая через тюки, через бочки с хлопковым маслом, проползая между ковровых хурджунов и пестрых чувалов с товарами, Ярты пробрался к колодцу, где стояла толпа погонщиков и купцов. А посреди толпы, на богатом ковре, сидел седобородый старик в высокой бараньей шапке и пел песни под звон дутара. Ярты очень любил песни. Часто встречал он разных певцов у старого колодца, но этого седобородого старика никогда не видал и никогда еще не слыхал таких чудесных песен.
Он спросил знакомого погонщика верблюдов:
— Дурды-джан, скажи мне, кто этот старик, который поет, словно соловей в ночную пору?
Погонщик ответил:
— Соловей поет хорошо, но тот, кто когда-нибудь слышал, как поет седобородый Салих, не захочет слушать и соловья!
Узнав, что незнакомый певец не кто иной, как знаменитый бахши Салих, Ярты очень обрадовался. Много раз слышал он это имя от своего старого отца, но еще ни разу не приходилось ему послушать, как он поет.
Ярты вскарабкался на высокую груду мягких тюков хлопка, чтобы не пропустить ни одной песни, и принялся слушать.
Медленно наступала ночь. Ярче запылали костры во мраке, где-то едали в песках затявкали шакалы, золотой месяц, словно лодка-каюк,
