No pasaran! Они не пройдут! Воспоминания испанского летчика-истребителя - Франсиско Мероньо Пельисер
парень и можешь стать хорошим коммунистом, хотя над этим и придется упорно потрудиться. Как только создали Комиссарский корпус в армии, анархисты начали борьбу за власть. Коммунисты сражались на передовой, а анархисты в тылу наводили «порядок». Хорошо, если бы на самом деле они навели порядок, а то ведь кругом хаос и беспорядки. Ну ладно! Мы с тобой отклонились от темы. Насчет питания тебе все понятно?
— Да. Я уже сказал, что сегодня не было машины продукты подвезти. Это больше не повторится, даю слово.
— Складно говоришь — сегодня машины не было, завтра куры не снесутся... Легко даешь слово, а выполнять забываешь. Ну что ж, последнее предупреждение, а сейчас позвони майору Хименесу, он что-то хочет тебе сказать.
— Наверное, устроит он мне «легкую жизнь» за сегодняшний день?
— Не знаю, позвони!
На этом наш разговор был окончен. Комиссар пошел звонить начальнику, а я направился к механикам, чтобы предупредить их о предстоящих полетах на самолетах УТИ-4 — двухместных тренировочных истребителях без вооружения.
Через несколько минут лейтенант Де ла Toppe возвращается ко мне. Взгляд у него потухший, а вид растерянный. Я знаю, о чем с ним говорил майор Хименес: мы уже давно условились, что надо комиссара опробовать в полете, чтобы он почувствовал, что такое наша профессия.
— Почему ты такой унылый? — спрашиваю я прежде, чем он успевает что-либо сказать.
— Знаете, что сказал мне майор Хименес?
— Что?
— Сказал, чтобы мы с вами сейчас вылетели в штаб эскадры. Будь она проклята, эта чертова чечевица! Но я не полечу: я поеду на мотоцикле, а вы прилетите на самолете.
— Ты что, спятил? Приказ командира эскадры я должен выполнить безоговорочно, — да и не только я, но и ты тоже. А вдруг что-нибудь случится с тобой по дороге? Тогда меня расстреляют! Нет уж, ты не дури, возьми у кого-нибудь шлем и очки и подходи к самолету, да побыстрее. Если не полетишь — я так и доложу: «Отказался выполнить приказ!»
— Ну ладно, полечу, только летите как можно ниже и медленнее...
Я проверил двигатель самолета, заправку, парашюты, приборы и, когда явился комиссар, показал ему место в кабине.
— Надевай парашют, — произнес я. — Лейтенант Виньяс, помоги ему.
Когда Де ла Toppe взобрался в самолет, мне стало его жаль — такой напуганный вид был у него в ту минуту, словно ему угрожала неминуемая смерть.
— Ноги поставь на пол, — говорю я ему. — Педали не трогай, ручку управления тоже, твое дело только смотреть, и больше ничего. Да! Забыл тебя предупредить: в случае чего — вот кольцо парашюта, возьмись за него правой рукой и прыгай по моему сигналу, считая: раз, два, три, четыре, — после чего дергай, понял?
— А что? Почему я должен прыгать? — спрашивает комиссар дрожащим голосом.
— Мало ли что может случиться: загоримся или крыло оторвется — это не раз происходило в воздухе. Когда летишь, надо быть готовым ко всему. Ну, как себя чувствуешь? Удобно?
— Да, ничего! Сколько времени мы должны лететь?
— Так, ерунда, десять минут — и посадка в городе Вальсе, там штаб, потом обратно. Руками держись здесь и не отпускай ни при каких обстоятельствах, пока я не дам команду. Сейчас полетим.
Я сажусь в кабину, осматриваюсь и даю команду «От винта». Ровно заработал мотор. Через переговорное устройство я спрашиваю: «Как дела?», смотрю в зеркало и вижу, как он качает головой. Напоминаю еще раз, что ничего нельзя трогать, — он снова качает головой.
Погода стоит отличная. Еще раз проверив двигатель, я даю полный газ. «Убрать колодки!» Все в порядке, и я выруливаю на край аэродрома. Небольшой разбег— и мы в воздухе. Я убираю шасси и начинаю набирать высоту. Стрелка высотомера ползет не спеша.
— Смотри, комиссар, какая красота кругом: лес, сады, голубое небо и море. Ты в своей жизни подобного не видал, правда? Сейчас пролетаем над горами... А ты никогда не мечтал стать летчиком? Нравится? — стараюсь я подбодрить его.
Он снова качает головой. Самолет набирает высоту: я хочу поднять его на четыре тысячи метров. Выше нельзя: будет чувствоваться кислородное голодание. С любопытством я наблюдаю за своим пассажиром. На горизонте уже видна серая полоса дыма и пыли, там линия фронта, Эбро. Достигнув намеченной высоты, выравниваю машину, убираю немного газ, и мотор начинает работать более плавно.
— Ну вот, комиссар, смотри, сейчас будем выполнять пилотажные фигуры — бочки: одну вправо, одну влево. Ты не бойся, это мгновение.
Я увеличиваю газ, беру ручку на себя, «даю ногу»...
— Ну, теперь понятно, что такое летать?
Голова комиссара прижалась к груди, видна только качающаяся макушка шлема; не пойму, что он там делает? Я набираю скорость и выполняю целую серию фигур... Руки Де ла Toppe крепко держатся за прорез борта в кабине. Я выхожу на переворот через крыло, опять набираю скорость и выполняю крутой боевой разворот. После выхода из него теряю скорость и ввожу самолет в штопор: два, три витка... Гляжу — руки на месте, а головы не видать.
— Ты меня слышишь? — кричу я в рупор переговорного устройства. — Покажись!
Его не видно. Он отпустил борт с левой стороны и пытается дотянуться до меня (я вижу его руку), но не достает.
— Не отпускай другую руку, слышишь? Сейчас пойдем на посадку.
Пока я пытаюсь его уговорить, самолет теряет скорость и срывается в штопор. Несколько секунд невесомости, — и в это время Де ла Торре быстро цепляется за борт. Три, четыре витка, один быстрее другого, — я вывожу самолет низко над землей, даю полный газ, и мы проходим на бреющем полете над верхушками деревьев. Перед аэродромом я делаю крутую горку и выпускаю шасси.
— Смотри, лейтенант, как приближается земля! Как же она красива!
Осуществив посадку, я заруливаю на стоянку. Механик сопровождает самолет, держась за конец крыла. Выключаю двигатель.
— Ну вот и все. Тебе понравился наш полет?
Тишина. Комиссар не отвечает. Я выхожу из кабины и глазам своим не верю: комиссар больше не похож на человека: руки судорожно цепляются за борт, голова зажата между колен.
— Ты жив? — встряхиваю я его за плечи.
— Жив!... Предатели!... Заговорщики! — бормочет он сквозь зубы.
—
