По следам Духа Зимы - Микаэль Брюн-Арно
— Нет! Прошу тебя, не говори ему пока что ничего, — стал умолять медвежонок. — Мне бы хотелось, чтобы эта дружба ещё какое-то время оставалась нашим секретом, только нашим, и ничьим больше. Ведь мы друзья, правда?..
— Конечно, Теодор.
«У меня есть друг, — радостно думал Бартоломео, возвращаясь в своё купе. — Это лучшее, что могло со мной случиться!»
Во всех прочитанных им романах говорилось: нет такого секрета, которым нельзя было бы поделиться с другом. Но при этой мысли в голову лисёнка закралось сомнение. А не солгал ли Теодор, говоря о его дорогих родителях?
Отцовский гнев
Поглощённый секретным планом, над которым он без устали трудился на лужайке под дуплистой елью вместе с новыми друзьями из Клуба астрономов, Теодор даже не заметил, как прошёл январь после гибели Шантереллы.
А в самом начале февраля подошла к концу не менее важная работа в кварцевой пещере. Когда солнце снова взошло над лесом, Теодор вместе с отцом молча отправились в пещеру, чтобы установить там памятник, который Обелен вырезал из камня. Бода, стекавшая с нагретых солнцем горных вершин, струилась по стенам пещеры и застывала там в виде причудливых сталактитов, похожих на ледяные ветви.
— Б-р-р! Как же тут холодно, — вздрогнул медвежонок, когда капля воды упала ему за воротник. — По-моему, мы уже зашли очень далеко, да, папуля?
— Гр-р-м, надо пройти подальше, — сухо ответил отец, нёсший на спине памятник. — Я не хочу, чтобы на этот камень глазели всякие гуляки.
— Но если мы поставим его слишком далеко, я никогда не смогу сам добраться до мамули.
— И речи быть не может о том, чтобы ты ходил сюда один, Теодор, ты меня понял? Тебе не кажется, что наша семья уже и так слишком много отдала этим горам? Лучше помоги мне развязать верёвку на спине, мы уже пришли на место.
Долгие годы Шантерелла изучала именно эти кристаллы кварца. Свет фонаря, упав на них, дробился на бесчисленные радуги. Теодор прекрасно помнил, как летними вечерами медведи, захватив корзинки с едой, отправлялись в горы и возвращались оттуда домой с полными карманами минералов и бесценных сувениров. В то время он сам был ещё слишком мал, чтобы удержать в лапах инструменты, и иногда, пытаясь достать их, он падал, а родители ласково наблюдали за ним. Но сегодня Обелен совсем не улыбался и давно ничего не мастерил — ни настенных часов, ни часов с кукушкой, ничего, что могло бы напомнить ему о том, как быстро проходит время и как недолговечно счастье.
— Ты обещаешь, что никогда не пойдёшь в горы один, без меня? — ещё раз спросил Обелен, закрепляя памятник на выбранном месте.
— Я не хочу, чтобы мамуля думала, будто я забыл её.
— Пообещай мне это, а я, в свою очередь, обещаю тебе, что мы будем приходить сюда так часто, как ты захочешь, хорошо? Я буду очень стараться, Теодор. Постараюсь вкусно кормить тебя, быть тебе хорошим папой. Я знаю, что мамуле не понравилось бы, что я так распустился. Главное, пообещай, что ты не станешь подвергать себя опасности.
— Обещаю! — воскликнул Теодор, бросаясь в объятия отца.
Вскоре опять похолодало. Ни один из них так и не выполнил своих обещаний. На протяжении нескольких недель Теодор просил отца помочь ему с уроками, потом уговаривал его пойти в лес за ягодами и вернуться в кварцевую пещеру, но Обелен никак не мог собраться, казалось, он стал двигаться медленно, как маленькая стрелка на часах, которые он некогда мастерил, и никак не мог угнаться за большой стрелкой.
За той, которую звали «горе» и которая двадцать четыре раза в сутки напоминала ему о себе.
— Не жнаю, о чем ты жадумался, но ты выглядишь как-то штранно, милый мой Тик-Так, — сказал как-то раз Свисток, когда они шли на лужайку после уроков.
— Прости меня, — ответил медвежонок, сообразив, что щенок уже несколько минут протягивает ему кусок пирога. — Я думал о моём папе. Он и сегодня не захотел утром вставать. А я ведь приготовил ему на завтрак жареные каштаны — он их любит больше всего! Но он просто повернулся на другой бок и снова захрапел.
— Я уверен, што потом он прошнулся, штал тебя искать и пожалел, што не щьел каштаны! Я бы обяжательно пожалел!
— Как ты считаешь, Свисток, он на меня сердится? Он думает, что это всё из-за меня? — дрожащим от волнения голосом перебил его Теодор
— Да нет же, Тик-Так, твой папуля жнает, што это был несчастный шлучай. Ему прошто нужно ещё немного времени. Моя мама говорит: иногда шлучается, что зима долго не уходит, но потом все равно наштупает весна! Ой, кажется, мне удалось шкажать веш-ш-сна! Ой!
Одержав эту маленькую победу, щенок обнял своего приятеля.
— Давай же, пойдём, тебе штанет легче на штройке! Мы уже ждорово продвинулись ш января! Клянусь, шкоро наша «Комета Жимовья» станет ещё лучше, чем «Жвежда Желёного Бора»!
И Свисток не ошибался: на лужайке уже стоял великолепный паровоз из дерева, обитый листовым железом, над которым несколько недель тайно трудились все члены Клуба астрономов. Правда, юные инженеры пока смогли построить лишь крохотный кусочек железнодорожного пути, а сам паровоз, великолепная «Комета», неизбежно сгорел бы дотла, если бы в нём установили настоящую угольную топку.
— Добро пожаловать, дорогие друзья! Я поставил в нашем основном купе полки, где мы сможем разместить всю библиотеку! — обратился Энцо к медвежонку и щенку. — Честно говоря, их поставил Мастерок, у меня лапы слишком короткие. «Библиотека, существительное женского рода: список сочинений, имеющих отношение к данному предмету, автору или используемый в справочных целях». Ну, то есть разместить все книги, в которых говорится о «Звезде»!
— Это не самое главное, — отозвался Компас, не отрываясь от своих чертежей. — Ведь наш поезд ещё не может ехать. Ну да ладно, раз это доставило тебе удовольствие. Тик-Так, а ты принёс то, о чём мы говорили?
— В нашем братстве появились секреты? — возмутился Энцо, а Мастерок по-прежнему молчал.
— Совсем малюсенький секретик, — ответил Теодор. — Просто Олениха Рене заказала кое-что для своей кухни, но мой папа так и не довёл дело до конца. Надеюсь, он не станет это искать, тем более что он уже не спускается в мастерскую.
— Покажи нам, Тик-Так! — закричал Свисток. — Я не большой
