Миротворец. Дипломатия Кланов - Владимир Пламенев

Как непринуждённо.

— Отнюдь, — нейтрально ответил я.

— Имеете склонность к мазохизму или членовредительству?

— Нет, — я нахмурился.

— Ну да-да… — он деловито осмотрел рану, нажав на вырезанную печать пальцами. Больно, зараза! — Режущим предметом так аккруатно не нарисуешь. Очевидно магическое вмешательство. Любители «острых» ощущений действуют далеко не так красиво.

Он начал вертеть мою руку и присматриваться, словно антиквар к старой вещице.

— Что, цените подобные художества? — подколол я его.

— Нет-нет, просто впервые работаю с такой печатью. Болит? — и он специально нажал на неё снова.

— Болит, — ответил я, но не моргнул и глазом.

— Болевые ощущения не блокирует. Пусть Вы и терпите, но по глазам всё видно, — усмехнулся он. — Интересно-с…

— А вот Вы, я смотрю, имеете склонность к садизму.

— Что, так заметно? — наигранно удивился он и засмеялся. — На самом деле, это необходимость. Не подумайте, что мне нравится наблюдать за вашими страданиями. Ну, разве что, совсем чуть чуть.

Паршивец.

— Не лучшая черта для медика.

— А как по мне — наоборот. Если бояться доставить человеку боль, то в медицину лучше не идти, — он принялся обрабатывать рану антисептиком. — В нашем деле нужна некая… м-м…

— Циничность, — подсказал я.

— Хладнокровие, — поправил он и начал перевязывать рану. — Жалуетесь на что-то? Тошнота? Боль в голове? В груди?

— Полный порядок.

— Хронические заболевания есть? Диабет? Сердце?

— Нет.

— Аллергии? Заболевания крови? — медик затянул повязку.

— Здоров как бык.

— Превосходно! Тогда посмотрите на меня, — он включил фонарик и засветил мне в глаза. — Зрачки в норме. Содержание черепной коробки, будем надеяться, тоже, — начал складывать аптечку обратно. — Всего наилучшего, молодой человек. И помните: магия крови — это не игрушка! Даже для взрослых.

И, неприятно хихикнув, пошёл прочь.

Видимо, он в посольстве ещё и шутом подрабатывал. Иначе я не понимал, почему он позволял себе такие вольности в общении с человеком, чей статус для посольства до конца не определён. Да что там, мы виделись впервые в жизни. А он тут разошёлся в своих шутках.

Хоть безопасники вышли с ним и оставили меня наедине с собой. Правда, это не отменяло наличия камер наблюдения, смотревших на меня.

Я сделал вдох и выдох. Раздражение — не лучшее состояние. Сказывались «приключения» дня. И то, что ждало впереди.

Самый важный разговор, который решит всё.

Он состоялся через двадцать минут.

В комнату зашел мужчина в хорошем, но помятом костюме, который он явно носил уже не один час. Усталый взгляд, синяки под серо-зелёными глазами, в волосах седина. Несмотря на слегка «потрёпанный» вид, он был гладко выбрит и производил впечатление серьёзного человека.

В руках он держал папку, которую сразу положил прямо на стол. Сам сел на свободный табурет, рядом со мной, без малейшей опаски, что я могу кинуться на него в любой момент.

Он не боялся и всячески это демонстрировал.

Матёрый.

— Меня зовут Ярослав Серебряков. Я третий секретарь посольства. Если это о чем-то Вам говорит, — он пристально посмотрел мне в глаза. Будто оценивал. Точно оценивал. — Передо мной стоит задача разобраться в вашей ситуации и составить отчет для господина посла. Надеюсь, вы поможете мне в этом. Поэтому я прошу вас отвечать мне кратко, по существу и честно. Я могу на это рассчитывать?

— Разумеется, господин третий секретарь, — ответил я, хотя и прекрасно понимал, кто он такой на самом деле.

И нет, первым секретарём здесь даже не пахло.

— Отлично, — произнес Ярослав и открыл папку. — Тогда начнем с самого начала, — его взгляд впился в меня. — Ваше имя — Виктор Добрынин. Вы — потомственный аристократ, сын графа Анатолия Добрынина, который покинул Российскую Империю четырнадцать лет назад. Графский титул Вы наследуете, но без присяги Его Величеству императору Всероссийскому, действенным он не признаётся.

— Всё так, — ответил я. А Серебряков сделал короткую запись-заметку в бумагах.

То, с чего он начал, мне не понравилось.

— Все четырнадцать лет Вы живёте в Иллирии, не выезжая за её границы больше, чем на несколько дней. При этом российское подданство Вы сохраняете и присягать князю Адриану не собирались, согласно известной нам информации, — он чуть наклонился в мою сторону и соединил руки в замок перед собой, не прекращая сверлить меня взглядом.

Я не отклонился, не смутился. Я привык противостоять психологическому давлению давным давно. Поэтому моё выражение осталось абсолютно нейтрально. Так же нейтрально я ему ответил:

— Верно.

— Объясните, господин Добрынин, почему Вы продолжаете жить в Иллирии, сохраняя российское подданство? Вы могли подать заявление на получение подданства Иллирии ещё шесть лет назад. Это бы открыло Вам больше возможностей в получении образования, владения имуществом и возможность заниматься политикой. Да и в целом… — его голос стал тише, — … жизнь тут стала бы проще.

Вот с этого момента началось самое опасное. От моих дальнейших слов зависело, признают ли меня благонадёжным или запишут в список потенциальных «проблем».

— Есть две причины. Первая — я не желаю рвать связи со своей родной страной, в которую ещё планирую вернуться и вступить во всю полноту своих прав. Вторая — возможности и статус, — я улыбнулся. — В Российской Империи я буду графом, если Его Величество примет мою присягу. А здесь, в Иллирии?

— Но Вы продолжаете оставаться здесь, несмотря на озвученные причины вернуться на Родину, — Серебряков ответил моментально. — Почему?

Я вступил на замёрзшее озеро, не зная, насколько тонок его лёд. Но вода под ним определённо холодна. Критически холодна.

Правду ему нельзя знать. Иначе моих родных ждёт участь, которой не позавидует никто и никогда. Пусть некоторые идиоты и считают её за честь.

Близнецы не должны попасть в Россию. По крайней мере — официальным путём. А бросать их здесь я не собирался.

Но на этот случай у меня была заготовлена легенда. Причём, отчасти она была даже правдива.

— Вы знаете, что случилось пять лет назад, господин Серебряков? — спросил я, не отрывая от него взгляда. И до того, как он ответил, сделал это сам. — Конечно знаете. Как и то, что у меня есть брат с сестрой — бастарды моего