Секретный ингредиент Маргариты - Лия Джей
— Я устала от эмоций.
— И слышать этого не хочу! А следующим ты что мне выдашь? Что устала от жизни? Давай, иди еще на мосту постой! И все из-за дурацких трех баллов?
— Да пофиг мне на эту тройку.
Не пофиг, на самом деле. Но оценка — далеко не главная причина моих страданий. Она стала последней каплей, наполнившей стеклянный куб, в котором я оказалась заперта. Она лишила меня воздуха. Но запер меня там Воронцов.
— А в чем дело? В Пашке?
Вика упирает руки в боки, закрывая меня собой от охранников. Кажется, наш разговор интересует их больше мыльной оперы на экране. Еще чуть-чуть, и заберутся с ногами на стойку — сядут на первый ряд — и достанут из запазухи попкорн.
— Нет… Да…
Я тяжело вздыхаю и гляжу на Вику глазами побитой собаки. Аж самой от своей слабости тошно становится.
— Ясно. Требуется скорая женская помощь.
Я сижу на диване, бездумно пялясь в баночку с подтаявшим фисташковым мороженым. Мы зашли за ним по настоянию Королевой. «Надо охладить твое сердце и пустить по венам сахар. Тут же в себя придешь». Обычно этот метод срабатывает, но в этот раз я даже вкуса не чувствую. Облизываю ложку, на ней становится видна надпись «cereal killer». И какой я теперь killer? Только если подбитый — раненный в сердце.
— Я тут на днях начала общаться с одним парнем…
Вскидываю брови, пытаясь придать лицу заинтересованное выражение. Уверена, это очередной придурок с сайта знакомств, но я уже и о нем послушать готова, лишь бы не смотреть новый выпуск «Натальной карты». Вика включила его на моем ноуте, едва переступив порог, и с упоением уставилась в экран. Она и сейчас продолжает следить за ведущей, наигранно хлопающей ресницами. Молодец девочка, ничего не скажешь. Отличный образ себе придумала: всеведущая для одних, суеверная и глупая для других. А пока люди решают, что из этого правда, она рубит бабки.
— Он не идеал, конечно. Семья небогатая, походу. Роскошных букетов можно не ждать. Но есть в нем что-то цепляющее. И главное, мы так быстро сошлись…
— Да ты со всеми быстро сходишься, Вик.
Я усмехаюсь. Королева поджимает губы и поеживается, наверное, от сквозняка. В комнате прохладно, но душно, поэтому закрыть окно я ей не даю. Вместо этого бросаю подруге плед с длинным белым ворсом, сама натягиваю худи — один из чудаковатых подарков Сангрии. В приличные места его не наденешь. Кислотно-розовый цвет режет глаза, мешковатый крой скрывает все прелести фигуры, а прямо на груди красуется надпись «Да, я bitch, а ты старый хрыч». Но вот надеть под куртку или тренч, возвращаясь с работы, его можно, что я обычно и делаю. Уставшая, натягиваю худи после бессонной ночи, не заботясь о прическе и макияже. Неудивительно, что весь ворот у него в блестках и тональном креме. Надо бы постирать.
Но я все никак не могу себя заставить. Ткань пахнет розовым маслом и — едва уловимо — пряностями и древесиной. Пашин парфюм. Стойкий. Я была в этом худи, когда Воронцов последний раз забирал меня с работы. Он тогда обнял меня у подъезда и чмокнул в шею.
Стягиваю чертово худи и кидаю на другой конец дивана.
— Жарко.
Вика недоверчиво прищуривается и отправляет в рот новую порцию мороженого. У нее кокосовое. Королева хотела взять какое-то дешевое с пластиковой, простите, шоколадной крошкой, но я смилостивилась и купила ей Movenpick.
— Этот парень, он… В общем, ты его знаешь.
— Он с нашего вуза? Какой курс?
— Нет, он уже работает.
— Тогда вряд ли знаю. Я наш поток-то еще не весь выучила, хотя каждый день списки заполняю.
Скребу по стенкам, собирая дробленые фисташки, утонувшие в растаявшей массе. Они ускользают, образуя все новые и новые узоры. Складываются в букву «П». Моргаю. Показалось. Размешиваю мороженое и снова вижу букву, на этот раз «В».
Да что за хрень⁈
Мой мозг — худший из предателей. Надо забыть и отпустить, но каждая мелочь в мире напоминает мне о НЕМ. Даже солнце, и то обманчивыми бликами скользит по баночкам с розами на подоконнике, льет мне в открытую рану растопленный мед, и поверьте, это ничем не лучше, чем соль. Соль хотя бы можно смыть, а мед тут же оставляет ожоги, сковывает тело, замедляет движения и мысли — погружает разум в сладкую смерть.
Я вскакиваю с дивана, швыряю ведерко мороженого на стол и резким движением распахиваю окно. Шторки испуганно подлетают, впуская в комнату колючий ветер.
— Ты чего? — Вика сильнее закутывается в плед.
— Надоело все! К черту!
Трясущейся рукой я сдергиваю крышку с одной из банок и достаю оттуда сухую розу. Сжимаю ее в ладони, с наслаждением слежу за тем, как крошатся лепестки, а затем швыряю их в окно. Ветер подхватывает красный пепел обманчивой любви и уносит его прочь. Становится чуточку легче. Бросаю еще одну розу. Еще и еще. Переворачиваю банку, высыпая на улицу все оставшиеся цветы, и только теперь замечаю, что Вика поставила видео на паузу. Вместе с ведущей, застывшей на экране, она сверлит меня выжидательным взглядом. Вот они, две любительницы покопаться в чужом грязном белье!
— Рассказывай, что у вас с Воронцовым произошло! Это ведь из-за него? Не отнекивайся! Вижу, что да! Не расскажешь, так я сама к нему пойду допрос устраивать. Глазенки его ногтями выцарапаю!
— Да пожалуйста! Я только за!
Срываю еще одну крышку и разом выбрасываю в окно цветы. Жутко хочется бросить следом и банку, но я вовремя вспоминаю, что внизу могут быть люди.
Был бы там Воронцов, я бы, не задумываясь, швырнула.
— Самовлюбленная скотина!
Третья банка. Наше первое свидание. Вечеринка у Миши. Кровь на губах Воронцова. Моя голая спина в зеркале. Первый поцелуй.
В бездну все!
Выкидываю розы. Солнце прячется за тучи, и лепестки черными каплями падают на асфальт.
— Что он сделал-то?
— Врал мне все это время!
Или это я врала себе? Настроила воздушных замков, а теперь удивляюсь, почему, ступив на порог, свалилась с небес на землю. Разве он хоть раз говорил мне, что любит меня по-настоящему?
Говорил, что любит, да, но все эти слова были ложью.
Четвертая банка. Новый взрыв
