Секретный ингредиент Маргариты - Лия Джей

Как я могу так говорить о человеке, которого люблю? Любила… Но он ведь как-то смог так поступить со мной! Уж лучше я буду стервой, буду поливать его грязью, но не ни за что ни буду унижаться перед ним, показывая свои чувства и живя в ожидании того дня, когда он соизволит их принять.
На выходе из випки клиент протягивает мне толстую пачку купюр. Я смотрю на них с презрением. Еле сдерживаюсь, чтобы не бросить такой же взгляд на мужчину. Он отвешивает мне комплименты. По правилам я должна улыбнуться, забрать деньги и доложить, что я с нетерпением буду ждать его возвращения в «Абсент». Но я лишь язвительно усмехаюсь и бросаю:
— Оставь себе. Жене туфли купишь.
Придурок, придя в клуб, даже не соизволил снять обручальное кольцо.
Утро пробирается на Тверскую серым туманом. Фонари, не выключенные с ночи, расплываются желтыми точками по краям дороги. Я иду медленно, будто туман, как вода, мешает мне переставлять ноги с привычной скоростью. Холод пробирается под одежду, щекочет грудь и спину, но я не спешу застегивать тренч. Хочу замерзнуть. Покрыться корочкой льда. Стать ко всему безразличной. Хотя бы внешне.
Достаю из сумочки телефон и набираю сообщение Вике: «Мы расстались с Пашей».
Прохожу три метра с видом Снежной королевы, погрузившей в зиму всю планету.
А потом сворачиваю за угол и кричу на всю улицу. Отчаянно. Истошно. С лютой ненавистью и тоской.
Глава 16
Никаких улик
— Каблукова, Вы что ночью делали?
Я впадаю в ступор. Геннадий Семенович мерно постукивает ручкой по кафедре. Я чувствую себя обвиняемой, которой судья вот-вот вынесет приговор. Профессор сверлит меня пристальным взглядом, прищуривается. Я холодею. Он не может знать правды! Не может! Но дергает уголком губ так, будто знает.
Знает, что я до пяти утра танцевала у пилона, сверкая перед папиками бедрами в блестках. Знает о стриптизе в випке, о том, что меня бросил парень, о том, как низко он меня ценил. О моем нервном срыве на пустой холодной улице. О часе истерики дома и о двух разбитых тарелках. О слезах, впитавшихся в подушку, и о новой пыльно-розовой помаде, заказанной среди ночи на Вайлдберриз. Покупки — лучший вид успокоительных.
— В клуб ходили, Каблукова?
Я мотаю головой, пожалуй, слишком резко.
— Стих учила. Всю ночь. Не выспалась.
— Заметно.
Геннадий Семенович морщит нос. Крупная родинка неприятно дергается.
— И это была первая и последняя ночь, когда Вы его открывали, так?
— Нет, я на прошлой неделе еще начала учить.
Правда. Я ж не самоубийца, чтобы «Плач Ярославны» на древнерусском на последний день оставлять. Королева вот оставила и сегодня получила минус. Если и расскажет на следующей паре, Геннадий Семенович больше четырех баллов из возможных семи не поставит.
— Плохо учили, значит.
Он усмехается. Я еле сдерживаюсь, чтобы не показать ему фак. Он и так унизил меня при всех, пока я рассказывала стих. Заметил, что девчонка за партой сзади меня повторяет строчки шепотом, и решил, что она мне подсказывает. «Вы тоже кукушкой решили обернуться, Каблукова? Как Ярославна?» Мои возмущения он, конечно же, не стал выслушивать. Попросил ту девочку замолчать, а меня — рассказать стих сначала.
И я не смогла. В голове всплывали обрывки фраз на русском — цитаты, выученные для сочинения на ЕГЭ — а эти древние закорючки вспомнить не получалось. Хотелось плакать. Прям как Ярославна. Встать рядом с ней на забрало и разрыдаться на всю Русь. Я же знала слова! Дома даже перед зеркалом репетировала, читала с выражением.
Но стоило кому-то с задней парты произнести фамилию Воронцова, как воспоминания о вечере в его доме тут же все вытеснили. Вспыхнул огонек, медленно сжигающий разум. Тот, что горел в глазах Воронцова. Тот, что пробуждался внутри меня от его прикосновений.
Тот, что я больше не чувствовала. Я будто смотрела на себя со стороны, пустая, как белый лист, лишенная эмоций. Наблюдала за тем, как я медленно тлею. Белые локоны покрываются черным пеплом боли и разочарования. Глаза — две зеленые стекляшки, осколки бутылки. Вот бы ее склеить, залезть внутрь и отправиться в ней в дальнее странствие по волнам океана. Неважно куда. Лишь бы подальше отсюда. Подальше от Воронцова и настойчивого, излишне внимательного взгляда Геннадия Семеновича.
— Маргарита, Вы же понимаете, что больше трех баллов я за такое поставить не могу?
— Да ставьте, что хотите.
Я подхватываю сумку, ноутбук в нее не кладу — просто сжимаю подмышкой — и выхожу из аудитории. Меня провожают удивленные взгляды и угроза Георгия Семеновича оставить меня и вовсе без оценки. Тоже мне, напугал! Так будет даже лучше, в следующий раз расскажу. Может, хоть до четверочки дотяну.
Как позорно звучит! Наверняка, все одногруппники сейчас думают о том, что я скатилась. Староста! Ушла с тремя баллами! Еще и дверью хлопнула.
Но ситуация станет только нелепее, если я сейчас вернусь. Нет, лучше пойти домой, доучить этот идиотский стих, чтоб от зубов отскакивал, и доделать всю остальную домашку. Фоном поставлю true crime. Чтобы Воронцов и прочие дурные мысли в голову не лезли.
На выходе из вуза меня догоняет Королева.
— Стой! Ты куда без меня, заюш? Совсем обалдела!
Она пытается пройти через турникет, но тот не поддается, и Королева с разбегу врезается в него бедром.
— На кой черт вы вообще их блокируете⁈ — она бросает испепеляющий взгляд на охранников, мирно смотрящих телевизор, спрятанный за стойкой. — Каждый раз студак показывай! Как будто кто-то, кроме студентов и преподов, захочет сюда пройти. Да я как только выпущусь, больше в эту дыру ни ногой!
Она ударяет ладонями по турникету, и охранники, испугавшись, как бы на них не повесили штраф за ущерб, открывают проход. В следующую секунду острые синие ногти впиваются мне в плечо.
— Разворот! Я шубу из гардероба не забрала. Предлагаешь мне так идти?
— Как хочешь.
— Как хочешь! — передразнивает меня Вика, закатывая глаза. — Какая ты сегодня услужливая. И со мной, и с Семенычем. Скажи честно, с Пашкой из-за него порвала? — она поигрывает бровями. — Я всегда знала, что тебе нравятся постарше! Может, и мне с преподом замутить?
— Как хочешь.
Я пытаюсь убрать с плеча ее руку. Тянусь к двери, но Королева не дает мне выйти.
— Эй, ты че раскисла, заюш? Кто эта апатичка? Верни