Любовник Павлова - Ника Маслова
— Не безнадёжный у Иващенко случай, — старый врач вздохнул, — хотя и очень сложный, конечно.
Судя по соседней фотографии, где он уже стоял сам, без костылей, для того парня всё закончилось хорошо.
— И как же это решилось?
— Вите мать до гроба благодарить нужно. Упорная женщина. До Николая Николаевича дошла, говорят, на коленях стояла. Он обычно не вмешивается в дела фонда, а тут распорядился, и теперь Виктор снова танцует. — Алексей Михайлович улыбнулся. — Очень рад за него, пусть и пришлось отодвинуть других пациентов. Надеюсь, он понимает, что мать для него сделала, и ценит её.
Я кивнул несколько раз, думая о своём.
— А какие критерии отбора?
— Всё просто. Мы берём тех, кому не поможет никто и чьё здоровье можно полностью восстановить операцией. Шанс на выздоровление должен быть реальным. Как и беспомощное положение. Это всё тщательно проверяется. И по медицине, и по финансам. Работают специальные люди, собирают сведения о семье и доходах. Семья — это не только папа, мама, но и старшее поколение, и родня. Все, и близкие, и дальние, и бывшие, и нынешние.
«Значит, отца, ушедшего к той тёлке, тоже посчитают — если до расчётов дойдут».
Как же мне это не понравилось, но я поддакнул и задал очередной уточняющий вопрос.
— Мошенников и бесчестных людей хватает, — ответил Алексей Михайлович. — Если семья в состоянии помочь больному, но не хочет этого делать — такие случаи мы не берём. Николай Николаевич никому не позволит злоупотреблять своей добротой. Мы здесь занимаемся благими делами для тех, кто нуждается в помощи и кому неоткуда получить эту помощь. Работаем крайне тщательно. Тебе всё понятно, Вадим?
Я кивнул. Алексей Михайлович досконально всё разъяснил. Прямо перед собой я видел дверь в светлое будущее Макса. Осталось понять, как её открыть.
Что способ найдётся, я даже не сомневался. Ключом придётся воспользоваться или отмычкой, но Макс помощь фонда получит.
Таких совпадений не бывает. Это судьба. Она меня сюда привела, а значит, я смогу продвинуться дальше в то будущее, где Макс стоит на ногах. И даже если он меня никогда не простит, я себе не прощу, если не сделаю для него всё возможное и невозможное.
Глава 21-2. Вадим. Благотворительность
Глава 21-2. Вадим. Благотворительность
Моему появлению в офисе «Павлова дара» и начальник, и сотрудницы искренне обрадовались. Больше всего дамам пришлось по душе, что работник я временный, надолго здесь не задержусь. Алексей Михайлович, представляя меня, чуть ли не прямо сказал, что можно не беспокоиться: никого из постоянных я не подсижу. Пришёл — максимум — до конца лета.
Судя по посветлевшим улыбкам сотрудниц, местом в фонде Павлова они дорожили. И мне стало до крайности любопытно, сколько же платят профессиональным благотворительницам. Хотя они могли держаться за фонд и не из-за зарплаты.
Бывают такие места: заходишь, а внутри почти осязаемая благодать. Всё дышит спокойствием и таким, по-хорошему советским уютом.
В офисе фонда царила своя атмосфера. Её делали не только люди, но и светлая мебель, разлапистые цветы в горшках всех форм и размеров, вязаная шаль, свешивающаяся со спинки ближайшего стула, стол, накрытый белой скатертью, с чайником, чашками, блюдцами, вазочками, висящее на видном месте панно-макраме, разнообразные кактусы у мониторов компьютеров, множество фотографий улыбающихся людей.
Тут с первого взгляда понятно, «Павлов дар» — отличное место для человека без особых амбиций, чтобы, присев тут однажды, навсегда обрасти мхом.
Я себя карьеристом никогда не считал, но здешний основательный уют даже слегка пугал. Тут не успеешь и глазом моргнуть, как начнёшь ходить на работу бородатым, в очках, с пухнущим от избытка сахара пузом, или в шортах и сланцах, или в свитерах с оленями и пушистых шарфах.
Э нет, такая судьба не для меня. Я тут временно. Свои вопросы решу и поднимусь на ступеньку повыше.
Алексей Михайлович похлопал меня по плечу.
— Вот попомните мои слова. Ещё лето не кончится, а наш Вадим встанет на крыло и поднимется в главный офис. Это сейчас он желторотый птенец, но так будет недолго. Вы только посмотрите, какой молодец.
Что я молодец, улыбающиеся сотрудницы согласились. Кто-то с материнской мягкостью, а кто-то и с опасной хитринкой в глазах. Мне досталась масса комплиментов — лицу, возрасту, фигуре.
Так и подмывало спросить у единственного тут мужчины, кроме меня: «А они всегда себя так ведут?» Разумеется, я придержал язык за зубами. Не плюй в колодец, как говорится.
С коллегами мне ссориться никак нельзя. Даже с той, которая мне подмигнула и приосанилась, дерзко строя из себя женщину-вамп, и плевать ей на возраст — хорошо за полтинник.
Алексей Михайлович объявил, что одна из сотрудниц может отправиться в отпуск с завтрашнего дня. Условие одно — уже сегодня передать мне дела и всему научить, всё объяснить.
Поднялся галдёж. Словно на хлебные крошки слетелись голуби, галки, вороны и чайки. Разгорелись такие баталии, что я счёл за благо отступить в тень, присесть у стола с чашкой чая и угоститься конфетой.
Битва за то, кто идёт отдыхать, а кто остаётся, заняла добрый час. А может, и меньше, я не засекал точное время. Хватило ощущения, что разборки продолжались долго до оскомины на зубах. В итоге я взял из вазочки ещё конфету, не постеснялся.
Алексей Михайлович тоже умыл руки, присел у того же стола, что и я, и всё то время, пока его дамы ругались, познавал дзэн в моей безмолвной компании.
Положительным итогом наблюдения за сражением стало то, что я составил более-менее чёткое представление о людях, рядом с которыми собирался работать, а также узнал тщательно приберегаемый к такому случаю компромат на каждую из «подруг». Он на максимуме включал в себя утаенную от коллектива пачку бумаги для ксерокса — то есть полнейшую ерунду.
— Прости за это безобразие, — негромко сказал Алексей Михайлович, наблюдая за угасанием схватки. — Женский коллектив, сам понимаешь. — Он хмыкнул. — А если не понимаешь, то, увы, скоро поймёшь.
— Хорошие у вас люди работают, — ответил я примирительно.
Он приподнял седые брови, и я объяснил:
— Из шкафов вытащили не скелеты, а всего лишь бумагу для ксерокса.
Алексей Михайлович хмыкнул и уже с улыбкой поднялся на ноги. Пару раз
