Лисье золото - Татьяна Владимировна Корсакова
И почти тут же в зарослях чертополоха отыскалась тропинка. Ю вздохнула. Ещё можно было повернуть назад, уйти, сделать вид, что ничего не было. Её поймут. А если не поймут, то уж точно простят. Но что потом? Как она будет с этим жить?
Дорогу к главному входу Ю нашла бы с закрытыми глазами, но все равно предпочла ориентироваться на рёв газонокосилки, ухватилась за него, как за нить Ариадны, и шла, превозмогая все растущее желание повернуть обратно.
Дом, который со стороны дороги казался унылым гигантский кирпичом, на самом деле имел П-образную форму. Раньше вся жизнь кипела в самом центре этой огромной буквы «П». Линейки, построения и те музыкальные недоразумения, которые администрация называла дискотеками. Раньше там было хорошо и уютно. Раньше там были скамейки, клумбы и кусты. Скамейки нужно было красить, клумбы постоянно полоть, а кусты стричь, но их чуть причудливая, чуть хаотичная компоновка создавала то, что сейчас назвали бы ландшафтным дизайном. Там, у одной из ног этой огромной буквы «П», имелся даже крошечный прудик с такой же крошечной беседкой на манер китайской пагоды. В пруду с весны и почти до самых холодов жили бестолковые и вечно голодные золотые рыбки. Сколько спертых со столовки батонов Ю им скормила, уже и не припомнить! На зиму рыбок вылавливали из пруда и переселяли в большой аквариум, который стоял в кабинете директрисы Доротеи Аркадьевны вдали от досужих глаз и вороватых рук.
Рёв газонокосилки оборвался так внезапно, что тишина врезала по ушам, словно ударная волна, выдернула Ю из воспоминаний, вернула в реальность.
…От скамеек остались лишь чугунные остовы, кусты превратились в деревья, а от клумб и вовсе ничего не осталось. Впрочем, как и от прудика. Бетон центральной площадки для «мероприятий» растрескался и порос травой. Но здесь всё ещё теплилась жизнь. Пусть не та, которую помнила Ю, пусть лишь её жалкое подобие, но всё же…
– Алексей, чего стоим?! Кого ждём?!
Этот голос, громкий, хриплый и требовательный, Ю не забыла бы даже, если бы захотела. Сердце перестало выламывать ребра и затаилось.
– Так выдохся, Доротея Аркадьевна! Без передыху тут с самого утречка! Без дозаправки!
А этот голос Ю не знала, как и худосочного, просмолённого на солнце мужичка, воровато скручивающего пробку с бутылки, внутри которой плескалась какая-то бурая жидкость.
– Потом! – рявкнула Доротея Аркадьевна. Рявкнула и притопнула ногой. – Отдыхать будешь, когда выкосишь мне тут все!
Она стояла спиной к Ю, и Ю вдруг показалось, что ничего на самом деле не изменилось, что дом не умер, а лишь применил какую-то мудреную маскировку, коль уж Дора, Доротея Аркадьевна здесь. Коль уж она все та же. Почти та же…
Высокая, метр восемьдесят – не меньше! Худая, но не болезненной, а жилистой худобой. С коротким ежиком волос, в котором, пожалуй, прибавилось седины. В строгом костюме и туфлях на удобном каблуке, с чёрной тростью в правой руке и неизменной сигаретой в левой. Цивилизации могли исчезнуть, мир разрушиться, но Доротея Аркадьевна умудрялась оставаться незыблемой, даже стоя на руинах своего королевства.
А потом она сказала, не оборачиваясь:
– Ну, долго будешь так стоять?
Ю не сразу поняла, что обращается Дора не к мужичку, а к ней. Позабыла эту её уникальную способность чуять тех, кто подкрадывался сзади. Подходил. Ю не подкрадывалась, просто ходила тихо. Ещё с детства.
– Здравствуйте, Доротея Аркадьевна, – сказала Ю. Тихо сказала. При Доре повышать голос не смел никто из них. Даже не пытался.
– Здравствуй, Юлия.
Она обернулась, посмотрела на Ю через плечо. А вот лицо, пожалуй, изменилось. Постарело. Нет, не постарело, а как-то… законсервировалось, сделалось таким… вне возраста. Красотой Дора Аркадьевна никогда не отличалась. Красотой нет, а вот стать у неё имелась. Такая… одновременно военная и аристократическая. На узком лице выделялось все. И холодные, льдистого цвета глаза, и длинный, с горбинкой нос, и очерченный кроваво-красной помадой рот, и крупные зубы. Дора улыбнулась, и улыбка её почудилась Ю оскалом. Этакий привет из травмированного детства, не иначе. Дора, конечно, та ещё мымра, но чтобы оскал…
– Видишь, что творится? Во что всё превратилось?
Дора взмахнула тростью. Тростью она владела виртуозно, как шаолиньский монах посохом. Одним лишь взмахом выбивала сигареты из пальцев у пацанов. А было дело и изо рта. Вот у Ю как-то выбила из руки бутылку пива, а потом заставила собирать осколки, все до единого. Чтобы неповадно было.
На сей раз трость не несла беды, а указывала на окружающее их запустение. И говорила Дора так, словно они с Ю в последний раз виделись не семь лет назад, а на прошлой неделе, словно не было того разговора. Словно ничего не было…
– Вижу, – сказала Ю смиренно.
Если она и боялась кого-то в этой жизни, то только Дору, Доротею Аркадьевну. Или не боялась, а… благоговела?
– Вот! – Дора резким движением воткнула трость в землю. Как шпагу. – Безобразие! А этот сатрап отказывается работать без дозаправки. – Она с брезгливостью посмотрела на бутылку в руке сатрапа.
– Так никто ж не думал, что тут такое! – Мужичок сделал быстрый и опасливый глоток из бутылки, а потом снова взялся за косилку. – Тут, Доротея Аркадьевна, бульдозер нужен, а не вот эта пукалка!
– Значит, будет бульдозер, – сказала Дора задумчиво, а потом поморщилась, когда сатрап включил косилку. – Пойдем! – сказала, не глядя на Ю. – Слишком много шума. Слишком мало толку.
И, не дожидаясь Ю, направилась в ту сторону, где когда-то, в прошлой жизни, был прудик с золотыми рыбками, а сейчас возвышался поросший бурьяном холм. Как могила…
Там, чуть в стороне от этого холма, стоял сияющий УАЗ «Патриот». Ю едва заметно усмехнулась. Дора всегда любила порядок и масштаб. Представить её на какой-нибудь мелкой дамской машинке было невозможно. Да и как разъезжать на дамской машинке по здешним дорогам?
Рёв газонокосилки стал почти терпимым. Дора, шагавшая решительным шагом, резко остановилась, сверху вниз уставилась на Ю. Ю напряглась, сгруппировалась. Выдержать взгляд Доротеи Аркадьевны удавалось далеко не всем в доме. Вот ей удавалось всего пару раз. В той, прошлой жизни.
В той удавалось, а в этой что-то пошло не так… Ю уставилась в землю.
– Есть хочешь? – спросила Дора, прикуривая новую сигарету.
– Не особо. – Дышать стало чуть легче, но не до конца.
– А придется! – Каким-то хулиганским движением Дора поддернула юбку, до середины обнажая крепкие бедра. Одно бедро было чуть менее крепким, и чуть менее мускулистым.
