В паутине страсти - Алена Иванова
— Да, я и забыл. Ты же с причудами. Тогда поиграй сама со своим телом. А я посмотрю. Хочу видеть, как ты кончаешь.
Что он такое предлагает? Хам!
— Да как вы смеете?! Это мерзко, пошло. Заниматься этим, да ещё и при вас.
— Да ладно тебе. По-любому так делаешь. Возможно под одеялом и без света, чтобы никто не знал, но делаешь.
Смотрю на него ошарашенным взглядом. Откуда он знает?
Усмехнулся. Встал.
Бог мой, он полностью голый!
Вижу его биту и только сейчас осознаю, что первый раз в жизни вижу настоящий член.
Охренительно большой член. Это он так сам возбудился? Нет, он ведь не может стать ещё больше?
— Если хочешь, можешь потрогать.
Слышу насмешливый голос.
Черт! Я пялюсь на его член!
Смущение накрывает меня, кажется, даже волосы покраснели. Резко закрываю глаза руками.
Его мерзкий хохот отзывается в каждой клеточке моего тела.
— Жду через час в гостиной на завтрак. Как раз успеешь снять напряжение.
Меня всю трясет. Не могу успокоиться. Кутаюсь в это одеяло и боюсь пошевелиться. Слышу, как тикают стрелки часов.
Сколько уже прошло, минут двадцать. Надо собраться и пойти в душ. Смыть его мерзкие прикосновения.
Стою под горячей водой. Практически кипяток, но трясет так, как будто она ледяная. Не могу поверить, что это произошло.
А что я хотела, он вчера прямым текстом сказал, что трахнет меня.
Но так подло, пока я сплю.
А ведь он не остановится, не оставит меня в покое. Будет лапать меня, пока не найдет способ получить, что хочет.
Первый раз в жизни рада своим припадкам. Только это пока останавливает его.
Черт! Внизу до сих пор все дрожит. Как он это сделал? Может обпоил меня чем то? Ведь мне не могли понравиться его прикосновения.
Ничего, папа скоро будет здесь. Он вытащит меня. Сколько уже прошло, часов двенадцать, максимум четырнадцать. Мало. Если учесть что он не знает, куда меня увезли.
Выхожу, одеваюсь, сушу волосы. Смотрю на себя в зеркало. Большое, в полный рост. Очень красивое, винтажное, в резной раме.
Бросаю взгляд на часы. Час почти прошел. Но я не намерена играть по его правилам.
Залетает. Злится. Его злость буквально расходится волнами по комнате.
— Я что, не ясно сказал? Через час на завтраке! Хули ты тут сидишь?
— Благодарю, но я не голодна.
Надеюсь, издёвку в голосе он услышал.
Услышал. Из глаз даже искры посыпались.
— Решила голодом себя заморить? Сдохнуть хочешь? Так я могу устроить. Знаю пару способов побыстрее и поэффективнее.
Подлетает. Хватает за подбородок, тянет вверх. Заставляет смотреть в его глаза полные гнева.
— До вечера не успею.
Отпускает. Удивлённо смотрит.
— До вечера?
— Отец скоро придет за мной. Это только вопрос времени. Пару часиков подожду.
Резко хватает за горло. Сдавливает. Начинаю задыхаться, пытаюсь руками ослабить хватку, поцарапать, разжать его пальцы. Тянет, заставляет подняться на ноги.
Рычит
— Так до вечера ещё дожить надо.
Отбрасывает меня обратно на кровать. Отползаю подальше, жадно ловлю воздух.
Он меня серьезно задушить хотел?
— Виду не ценишь ты хорошего отношения, девочка. Придется по-плохому.
— Хорошее отношение это то, что лапал меня, пока спала?
С вызовом бросаю я. Чувствую на взводе и надо бы помолчать. Но не могу.
— Хорошее отношение — это то, что спала в мягкой постели, а не в подвале на цепи.
У него появляется звериный оскал. Он ведь не серьезно, просто пугает?
Отползаю на другой конец кровати, встаю на ноги. Гордо смотрю на него. Вкладываю в голос как можно больше высокомерия. Чтобы вспомнил кто я! И кто мой отец.
— Не посмеешь!
Злость уходит из его глаз, появляется что-то другое. Заинтересованность?
Начинает дико ржать. Буквально ухохатывается.
— Точно. Я и забыл. Ты же дочка Алиева. Местная принцесса. Думаешь, что мне тебя не сломать? Папочку на помощь ждёшь, чтобы из лап мерзкого паука вырвал, да? Или принца своего? Как там его зовут? Стас? Ты шептала его имя, пока насаживалась на мои пальцы.
Чувствую, как запылали мои щеки от его слов. Он знал, что мне сниться другой, но все равно лапал? Мерзавец, самый настоящий мерзавец!
Снова смешок.
— Знаешь, девочка, сколько таких, как ты у меня побывало? Сотни. И каждая думала, что она особенная. А потом ломалась, подчинялась мне, становилась послушной шлюшкой. Главное найти слабое место. И, кажется, я знаю твое.
Моё? Он думает, что сможет меня подчинить себе?
Подходит к комоду и берет в руки клетку с птичками. Зачем ему птички? Что он задумал?
Вижу его мерзкую улыбку.
— Если через десять минут не спустишься к завтраку, их приготовят тебе на ужин.
— Что? Ты в своём уме?
— Посмотрим что тебе дороже. Их жизнь или твои принципы.
И уносит моих птиц.
Неужели он реально на такое способен?
Способен. Чувствую, что способен и не на такое.
Что же мне теперь делать?
Да, блять!
Первый раз в жизни хочется материться.
Отец всегда говорил, что не стоит вестись на шантаж. Один раз уступила, считай, проиграла.
Но это же птицы, живые существа. Я не для того в горящий дом лезла, чтобы их сейчас зажарили.
Черт!
С другой стороны просто завтрак. Пусть думает, что согласна. Обману, выжду. А к вечеру меня уже спасут.
Спускаюсь. Иду в гостиную. Прохожу мимо охраны. Знакомые лица. Тот, что улыбается, вытащил меня из огня. А хмурый тип рядом, кажется наглый водитель.
Бросаю беглый презрительный взгляд и захожу.
Сидит. Наглый, самодовольный. Улыбается. Чувствует свою победу. Ликует.
Кажется, это Кутузов сказал «Проиграв битву, можно выиграть войну».
Это всего лишь одна битва. Даже не битва, так раунд.
— Где мои птички?
Холодно спрашиваю я. Сажусь за стол и демонстративно отодвигаю тарелку.
— На кухне. Побудут пока там. Ешь.
— Нет. Мы договорились, что я спущусь к завтраку. Завтракать я не обещала.
Черт. А ведь есть действительно хочется. Со вчерашнего вечера ничего не ела. Даже не пила. Как же пить хочется.
— Вот кофе попью.
Пододвигаю кружку, кладу сахар. Медленно мешаю. Всячески испытываю его терпение. Подношу кружку, делаю глоток.
Смотрит. Ухмыляется.
— Смело
Произносит он, наконец.
В смысле? Что так себя с ним веду?
Смотрю на него. Пытаюсь понять, о чем он.
Его хитрый взгляд не предвещает ничего хорошего.
— Не боишься, что я туда отравы подлил?
О, боже. Об этом я совсем не подумала!
— А ты подлил?
Равнодушного тона не получилось. В голосе все
